Проклятие красной земли - Алина Марина

мне услугу? Видишь ли, чтобы снять дозор нужно столько же человек, сколько его и…

Один из подручных Блэка достает складной нож и начинает прокручивать его в руке. Играючи, будто бы несерьезно. И из-под полей шляпы тот смотрит на Соломона в упор. Даже не моргает.

— Это уже ни в какие ворота, — цедит Соломон, но не провоцирует эту драку первым. — Арчи, ты не поможешь мне и Грейсону с дозором? Втроем мы точно управимся.

Арчи по-доброму смеется и вооружается вилкой, когда приносят обед.

— Так вот почему ты такой напряженный, — говорит очень догадливый Арчи. — Конечно, я помогу. С удовольствием.

И принимается за салат.

Соломону в горло кусок не лезет. Поэтому он вторым глотком допивает бурбон и просит ему повторить порцию. Главное — не ругаться с ирландцами. И вообще с ними никак не взаимодействовать.

Что-то подсказывает Соломону, что это не первая их встреча. Закари Блэк обязательно возьмет свое. И если это будет не Вероника Саттон, то видимо, жизнь Соломона.

* * *

После обеда Соломон успевает съездить на участок Джезбел и убедиться в правдивости слов Вилмы. Дозора именно в этом месте нет. Джезбел столько лет изображала из себя сумасшедшую, а на деле, похоже, оказалась практикующей ведьмой. Кто бы мог подумать?

Только к ее помощи Соломон не прибегнул бы даже в крайнем случае. Потому что никогда не знаешь, чего от Джезбел можно ожидать.

С Арчи он обсуждает дату ритуала, который обязательно надо провести при стареющем месяце. До этой поры остается всего несколько дней, и Арчи обещает дополнительно поговорить с братом и выяснить у того все важные детали.

У Соломона есть предчувствие, что Аластор, как и Закари Блэк, на него злится. Потому что Соломон переходит некую черту, когда арестовывает Флору. И пытается на нее воздействовать грубее, чем этого требует этикет.

Остается только поговорить обо всем с Вилмой и пообещать ей, что город больше не подвергнется магической угрозе. По крайней мере, угрозе дозора (когда Соломон с Арчи его все-таки снимут).

Опьянение от бурбона не выветривается до конца, когда Соломон заходит в участок на закате и замечает, что вахту несет только испуганный Хесус. И Вилма, которая закрывается от всего мира в своем кабинете.

Соломон входит без стука, сомневаясь, что он сможет отвлечь Вилму от самых важных дел. К тому же, Хесус успевает ему рассказать о Джезбел, закрытой в камере. В участке сейчас не самая спокойная обстановка.

И Соломон, немного опьяненный и этим же вдохновленный, чувствую свою ответственность за сохранность Вилмы.

— Не надо искать никого другого, — убедительно произносит Соломон, вырастая перед столом Вилмы так, как она делала с утра в его кабинете.

— Что? — недоуменно переспрашивает шериф, с опаской прищуриваясь в сторону Соломона. — Ты в своем уме?

Кажется, не очень. Потому что Соломона цепляют слова Вилмы о его бездействии. И он приходит к ней, чтобы сообщить о результатах и попросить больше никого к этому делу не привлекать. Только, кажется, он не слишком хорошо доносит свою мысль. Зато очень старается.

— Я сам справлюсь с дозором, — воинственно заявляет Соломон и обходит стол Вилмы, желая оказаться к ней ближе. — Если только твой Блэк не доберется до меня раньше.

— О, Зак в ярости, — довольно подтверждает Вилма и хохочет. — Ты ему такие планы испортил.

— Его планы с самого начала были несбыточными, — спорит Соломон. — Веронику за него в жизни не бы не отдали.

— А тебе, значит, она бы легко досталась?

— Черт, Вилма, — выпаливает Соломон и вдруг собирает всю свою волю в кулак. — Я собирался с тобой поговорить, как вернусь из поездки, и не собираюсь сейчас обсуждать Саттонов, Блэков и всех помешанных магов в этом городе.

Вилма складывает руки на груди и на Соломона смотрит с не меньшим запалом.

— И зачем ты тогда приходишь? — прямо спрашивает она.

Потому что они сейчас в участке шерифа. Где-то у входа дежурит Хесус, а над городом нависает очередная угроза. Но Соломон действительно является, не для того чтобы обсуждать склочный быт Форт-Уэйна.

Он приходит за Вилмой. И только ради нее.

— Я люблю тебя, — выдыхает Соломон. — И делай с этим что хочешь.

Вилма замирает, не успевая ничего ответить. Но Соломон решает не дожидаться ее очередного отказа. Он преграждает Вилме путь и выставляет ладонь вперед, к ее лицу, невесомо соскальзывая костяшками по скуле.

Соломона хватает на долю секунды.

А потом он тянется к Вилме магнитом и впивается в ее губы.

Глава 17

— Какого черта ты творишь? — Вилма вспыхивает.

Она отталкивает от себя Соломона, кажется, грубее, чем ей самой того хотелось бы. Ее сердце колотится в каком-то сумасшедшем ритме, совершенно точно разделяя прозвучавшее признание. К которому Вилма была совершенно же не готова.

Ей никогда не признавались в любви. Может, просто потому что она отталкивала любых потенциальных ухажеров — грубостью, несерьезным отношением, ироничными шутками. Рядом с ней по-настоящему задержался только Соломон. И как друг, и как человек, от которого несчастное сердце перестает напоминать камень.

Да только к чему все эти чувства? Она ведь знает, что они все равно никуда не приведут.

Она обходит свой стол, чтобы между ней и Соломоном возник такой своеобразный барьер. Переводит дыхание, возмущенно смотрит на него из-под челки.

Вилма не глупышка с фермы, верящая в сказки, чтобы рассчитывать на что-то.

— Зачем, Соломон? — спрашивает она, упираясь в поверхность стола ладонями. — К чему это? Ты и сам прекрасно знаешь…

Она сбивается, понимая, что ей, прежде, чем говорить, нужно нормально отдышаться и взять себя в руки. Не позволять эмоциям брать над собой верх. В противном случае все закончится так же, как в шатре в индейском племени.

Жгучим разочарованием.

— Что я знаю? — спрашивает Соломон.

Вилма опускает голову. Лучше бы он просто взял свои слова обратно. А потом они забыли бы обо всем. Стали бы жить свои жизни.

Однажды она бы даже смирилась с какой-нибудь другой женщиной в его жизни.

Хотя, нет. Вилма понимает, что пытается обмануть саму себя. Не смирилась бы. Продолжала бы отпускать злые комментарии до конца своей жизни, потому что не смогла бы себя удерживать.

Она проезжается по столу ладонями так, чтобы упереться ими в край.

— Что ничего не получится, — бросает Вилма. И поднимает голову. — Или что, предложишь мне стать твоей женой и нарожать кучу маленьких Ротшильдов? Доведешь тем самым свою мать до сердечного приступа?

— Я тебя умоляю, ты недооцениваешь мою мать, — морщится Соломон.

А он переоценивает свою решимость.

— Ты в другой лиге, — чеканит Вилма. — Живешь в другом мире. То, что этот мир временами пересекается с моим —