Тихоня с искорками в глазах - Раиса Борисовна Николаева

женщины большие проблемы с психикой. Она помногу страниц писала одно и тоже, описывая одни и те же чувства, только выбирая разные выражения, и все не могла успокоится. Единственной темой, которая фигурировала на этих страницах — были ее отношения с мужем. Вернее, не отношения, а подробнейшее описание каждого взгляда каким ее муж смотрел на всех женщин, что попадали в его поле зрения, все жесты мужа и его предполагаемых любовниц, каждое слово, сказанное ими (но интерпретированное мадам Гартье по своему усмотрению). Элида поняла почему эти дневники наделали много шума. Молли называли настоящие имена всех женщин, о которых она писала. И хоть с некоторым преувеличением, но достаточно узнаваемо описывала все несомненные способы обольщения мужчин, к которым прибегали эти женщины. Читать дневник было тяжело, на каждой странице одни и те же стенания, проклятия, жалобы. Это повторялось настолько часто, что Элиде даже показалось, что муж мадам Гартье намеренно изводит ее, демонстративно ухаживая за другими дамами. Зачем Элида читала это, она и сама не знала, просто эти строки были написаны женщиной, которую не любили, а она же, наоборот, и сама страстно любила и столь же страстно желала любви мужа. Почему-то Элида ощутила душевную связь с этой несчастной женщиной, почему-то вчитывалась и вчитывалась в эти строки, надеясь… ни на что, не надеясь. С каждой строкой, описываемой чужой жизни ей становилось все страшнее и страшнее, но это был еще не конец. Тон дневника вдруг неожиданно изменился, он стал спокойным, отрешенным, безнадежным. Это случилось на последних страницах (которые, наверно большинство читателей не прочитали), Молли написала вот что.

«Сегодня мы шли по аллее парка и навстречу нам попалась дочь баронета Элиша, Бетси, которая в сопровождении камеристки, гуляла по парку. Муж прошел, мимо не взглянув на нее. А ведь он должен был окинуть ее заинтересованным взглядом, выдержав потом и мои гневные замечания, и мои гневные слова в свой адрес и адрес всех тех дам, которых он так похотливо рассматривал. А в этот раз ничего. Он сделал вид, что не видит ее, он притворился, что смотрит в другую сторону! Поскольку не мог не видеть ее! Я посмотрела на дочь баронета. Красива, но не яркой вызывающей красотой, а какой-то настолько чарующей, этого не могла не заметить даже я. Я взглянула на мужа, он старательно смотрел в сторону фонтана. И тогда я поняла, что это конец, конец всему, конец моей жизни. Я поняла разницу, когда муж специально провоцировал меня, открыто демонстрируя заинтересованность. И ЭТО скрытое, оберегаемое чувство, которое он несомненно питал к этой девушке и которое изо всех сил пытался скрыть от меня, чтобы защитить свою любимую». — Элида прочитала эти строки и сердце ее болезненно трепыхнулось, она как никто другой в мире поняла эту женщину, поняла, что та хотела выразить, описывая эту случайную (а может и не случайную) встречу в парке.

…Элида ждала, ждала, когда отношения мужа станет другим, но ничего не менялось, все та же доброжелательная забота, все то же доброжелательное внимание. Как-то незаметно в душу к ней закралось подозрение, что Лоут не любит ее. Это произошло постепенно, но один раз появившись это подозрение переросло в убеждение, и не исчезало, а, наоборот крепло с каждым днем. Что делать она не знала. Но все же надежда на то, что она чего-то не понимает, чего-то не видит, позволяла ей снова и снова пытаться завоевать любовь мужа, по-детски неумело, и даже как-то неуклюже.

Все ее надежды рухнули в один день, когда она с мужем в карете неспешно ехали на какую-то встречу. Карета ехала очень медленно. Лоут равнодушно смотрел в окно, вальяжно откинувшись на подушки, и вдруг все его тело мгновенно подобралось, словно у голодного хищника, увидевшего добычу. Глаза зажглись и, словно засияли внутренним ярким светом, за секунду он уже ничем не напоминал того расслабленного ленивого мужчину, что совсем недавно находился рядом с ней. Элида быстро взглянула туда, куда смотрел Энгор. На тротуаре стояла девушка. Хорошенькая и вызывающая. Она откровенно смотрела прямо в глаза Лоута, что (при ее несомненном аристократическом статусе, судя по одежде, по окружению), было просто немыслимо, но она очевидно ничего не боялась. Сердце Элиды на секунду замерло, а потом застучало, как сумасшедшее. Ее щеки запылали. Больше всего ее потряс взгляд, каким Лоут и эта девушка посмотрели друг на друга. Этот взгляд был не взглядом любовников, приветствующих друг друга, этот взгляд был не взглядом, преисполненным безнадежной неразделенной любви. Все было намного хуже. Этот взгляд был НАЧАЛОМ, началом всего, что может случится потом и хорошего, и плохого. Этот взгляд был, словно оружие, что скрестили мужчина и женщина, готовясь к самой яркой, самой возбуждающей схватке, и каждый был уверен, что именно он выйдет победителем. Этот взгляд обещал такую яростную, такую сладкую войну характеров, которая оставляет след на всю жизнь. Элида все это поняла каким-то сверхчутьем влюбленной женщины, поняла за доли секунды и ее сердце упало в пропасть и разбилось на мелкие осколки. Она с трудом отвернулась и быстро схватила первый попавшийся под руку предмет и стала рассматривать его с поддельным интересом. Краем глаза она заметила, как Лоут быстро задернул занавеску в карете и с тревогой взглянул на Элиду, проверяя заметила ли она или нет его неосторожный поступок. И этот испытывающий обеспокоенный взгляд стал последней каплей.

Элида не знала, как у нее хватило душевных сил выдержать этот прием, как хватило сил ехать вместе с Лоутом назад домой и ни словом, ни жестом не выдать того ада, того кошмара, того урагана, что бушевал в ее душе.

Она хорошо понимала, что осторожность Лоута продиктована вовсе не уважением к ней, не тем, что он оберегал ее чувства. Лоут боялся только одного, что Элида, разозлившись или обидевшись перестанет помогать ему и он лишится ценного источника знаний, потерять который будет очень обидно. От этой мысли у нее кружилась голова и дикая ненависть к нему накрывала ее с головой, не давая возможности дышать.

В этот же вечер она начала собирать вещи, понимая, что она физически не в состоянии находится с Лоутом в одном доме. Но она решила уходить открыто, высказав ему все, что думает о нем. Элида не хотела сбивчивых, истерических объяснений, сопровождающихся рыданиями, поэтому разговор она отложила до утра, когда ее сознание будет ясным, и эта нестерпимая боль, хоть немного утихнет.