У Ветра твои глаза - Анна Осокина

Хорошо было бы услышать родную речь. Она так соскучилась! Теперь всегда приходилось говорить на монойском. И все же там, в северных землях, она снова оказалась бы одна. А здесь… Здесь Гейсара, заменившая ей мать, Чезанна, с которой они часто не сходились во мнениях. Могли подогу спорить и препираться, но все же они нравились друг другу. Она словно обрела младшую сестру. Здесь нелюдимый, но тоже уже ставший своим Этрин. Они стали ее домом, ее семьей.

Раны ее души до сих пор саднили, но уже не кровоточили. Не было дня, когда она не вспоминала бы о Рейчаре, но сразу же гнала ненужные мысли прочь. Жизнь вошла в привычное русло. Пускай Мира не чувствовала себя счастливой, но и до полного отчаяния было далеко. Мир представлялся ей серым. Но в нем иногда мелькали светлые вспышки. Например, такие, как появление на свет здоровых малышей. Странным образом та зависть, которая так мучила ее долгие годы, пока она жила с покойным мужем, куда-то ушла. И этот камень больше не давил на душу. Она с чистым сердцем помогала женщинам почувствовать, что это значит — быть матерью.

Однажды Гейсара завела с ней интересный разговор. Говорила, что Мира может попробовать и сама зачать. Ведь один раз у нее получилось. Мол, для этого не обязательно выходить замуж. Но Мира не могла допустить даже мысли о том, чтобы близко подпустить к себе мужчину. Пускай даже для такого дела. Слишком живы, слишком ярки воспоминания о Рее. Он до сих пор снился ей. Иногда она просыпалась от того, что буквально чувствовала его руки на своем теле. Просыпалась и долго таращилась в темную пустоту, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Она все еще любила этого человека. Она все еще желала его. А отдаться другому — значило перешагнуть через себя, осквернить не только тело, но и душу. К этому она не готова. Пока. Времени еще много.

Мире еще не исполнилось и двадцати двух. Это в ее родных северных землях такой возраст считался уже не молодостью, потому что девочек часто выдавали замуж, когда тем еще не исполнялось и пятнадцати. А здесь вполне в порядке вещей было уйти под опеку мужа и на третьем десятке. Конечно, ранние браки практиковались и в империи, взять хотя бы бедную Хасину, которую выдали замуж в пятнадцать, но все же большинство родителей ждали дольше. Так что Мирослава еще успеет. Если когда-нибудь снова полюбит. А без любви делить ложе с мужчиной не согласна. Хватило тех лет, что Мира прожила с Втораком.

— Госпожа?

Мира будто пробудилась ото сна. Так увлеклась мыслями, что не сразу услышала лавочника, который протягивал ей сверток. С ней иногда такое случалось: она уходила в себя полностью, напрочь забывая об окружающем мире.

— Госпожа, с тебя четверть динара.

Мира кивнула и полезла в кошель за мелочью. Она как раз передавала их торговцу в ладонь, когда услышала имя, которое на несколько долгих мгновений заставило ее сердце замереть. Рука дрогнула, деньги полетели на землю, под прилавок. Мужчина раздосадовано зацокал языком и полез собирать монеты.

Мира стояла ни жива ни мертва, боясь пошевелиться, даже вдохнуть.

— Господин Рейчар Батгир собственной персоной! — воскликнул за ее спиной тот самый лавочник, который недавно предлагал обратить внимание на колечко. — Давненько не видывали тебя на рынке!

— Приветствую, Рубай, — донесся голос, от которого у Миры подкосились колени. Если бы она не схватилась за прилавок, уже наверняка лежала бы в пыли.

Она зажмурилась, боясь, что он может узнать ее даже со спины. Но нет, широкая одежда скрадывала особенности фигуры, а волосы были надежно спрятаны под платком.

— С чем пожаловал столь достопочтимый гость?

— Ищу особенный подарок, — по голосу Мира сразу определила, что Рей улыбается.

Лавочник засмеялся.

— Уж не для невесты ли?

— Раскусил, — засмеялся в ответ моноец, а у Миры больно сжалось сердце. — Время пришло, отец уже спит и видит внуков.

— Госпожа, с тобой все в порядке? — торговец выловил все монетки и наконец снова показался из-под прилавка.

Мира прерывисто кивнула, жадно вслушиваясь в каждое слово. Мужчина недоверчиво не нее посмотрел, но все же сразу отвлекся на следующего покупателя.

— За особенным подарком ты пришел куда нужно, — протянул торговец. — Только на этом прилавке ты их не найдешь, пойдем внутрь, я покажу тебе те украшения, которые по-настоящему достойны будущей жены главнокомандующего флотом. — Нурия! — кликнул он кого-то. — Посмотри за товаром!

Так и не решилась обернуться. Мира прижала к груди мягкий матерчатый сверток и, почти не видя ничего перед собой, медленно побрела домой.

Как она дошла — не помнила. Ноги сами понесли привычным путем. Мирослава добралась до своей комнаты и, ничего не ответив Чезанне, которая спросила, удачно ли она сходила за покупками, плотно закрыла дверь. Не раздеваясь, без сил повалилась на лежак. Только платок с лица убрала, потому что здесь круглый год тепло, но весной, как сейчас, и летом — особенно жарко.

Она не плакала. Слез не было уже почти год. С той самой страшной ночи, когда она потеряла дитя. Вот и сейчас рыдания не могли прорваться наружу. Тугим комом они застряли глубоко в горле, не давая сглотнуть или даже нормально дышать. Чувство, будто кто-то тисками сжимает шею, снова посетило ее.

Одна встреча, и она потеряла все то самообладание, которое так долго выстраивала. Ее уже не должна волновать эта новость. Однако волновала. Заново вспорола все поджившие раны.

Вскоре дверь тихо отворилась. Мира видела, что вошла Гейсара, но никак на это не отреагировала. Женщина опустилась на ее лежак рядом. Взяла ее за руку.

— Милая, что случилось? — спросила она мягко.

Северянка долго молчала. Она просто не могла заставить себя произнести это вслух. Будто если не говорить об этом, то этого и не случится.

— Рей. Женится. На рынке встретила, — отрывисто выдавила она наконец, понимая, что старуха никуда не уйдет, пока не узнает причину ее состояния.

Та с шумом втянула в себя воздух.

— Он видел тебя?

— Нет, нет, я только слышала, как он говорил о своей женитьбе.

Мира вдруг подскочила, веда даже отшатнулась от нее, но северянка лишь крепче сжала ее руку.

— Что мне делать, Гейсара?! — она впилась в нее взглядом, понимая, что сейчас, должно быть, выглядит как безумная, но ей было все равно. Отчаяние накатило резкой волной, и сейчас она тонула в нем. Захлебывалась. Задыхалась.

Думала ли она, что он никогда не женится? Будет хранить верность ее памяти? Нет, не думала. Но одно дело понимать что-то как нечто неизбежное, а другое — столкнуться с этим нос к носу. Жизнь как будто нарочно толкала ее к тому знанию, от которого она с радостью отказалась бы. Жить в счастливом неведении. Но тогда нужно было сразу убираться из этого города. А так — сама виновата.

— Пойдем, — женщина весьма легко для своего возраста поднялась и потянула за собой северянку.