Духовка Сильвии Плат - Юстис Рей

Патрик тяжело выдохнул, открыл глаза и поднял руки, сложенные в молитве так, что кончики пальцев касались рта. В тот день преподобный надел абсолютно обыкновенный чёрный костюм, и лишь белая колоратка[31] выдавала его принадлежность к священнослужителям. Он всегда выбирал простую одежду.

Украшение у него имелось всего одно: перстень с большим изумрудом на безымянном левом пальце, который в тот вечер зловеще поблескивал в свете свечей и ламп. С минуту Патрик о чём-то думал, а после резко перевёл взгляд на Сэма. Тот только и ждал знака. Преподобный кивнул ему и тихо удалился. Сэм с силой ударил отца по лицу. Остальные вели отсчёт.

Пятнадцать ударов. Ударов!

– Один! – слышался смешанный хор мужских голосов.

Патрик больше не вернулся.

Как только Сэм ударил его в первый раз, я вздрогнула, потому что ожидала чего угодно, но только не этого.

Отец не мог сопротивляться, даже если бы хотел. Как же предусмотрительно они связывают заранее руки. Он молчал, тихо и гордо снося побои, поднимаясь после каждого удара. Меня захлестнула жалость к нему и в то же время я восхищалась тем, как стойко он себя вёл.

– Два!

Инстинктивно отпрянув от окна, я поскользнулась, наступив на мокрый камень, и упала, вскрикнув от боли, так как что-то острое впилось мне прямо в позвоночник. Из глаз хлынули слезы, тут же смешавшиеся с дождём.

– Три!

Я не знаю, услышал ли кто-то мои крики, но так перепугалась, что, встав на колени, постанывая, медленно поползла по камням, время от времени утопая в мокрой земле.

– Четыре!

Я исполосовала себе все колени, но боялась встать и снова упасть. Кожу пекло нещадно. Ливень не унимался.

– Пять!

Добравшись до ровной земли, я, несмотря на боль, поднялась на ноги.

– Шесть!

Мне очень хотелось обернуться, но то ли от страха за отца, то ли от страха, что выходящий из здания Патрик меня заметит, я этого не сделала. Сначала я побежала к церкви, а после по дороге. Домой.

Колени саднили. На полпути я уже не могла бежать, а лишь идти, согнувшись пополам из-за боли в спине.

Как только я залезла в дом в то же самое окно в туалете, через которое выбралась, я упала на кафельный пол и тихо заплакала. Теперь осознанно, не от физической боли, а от душевной. В доме стояла тишина. После уличной темноты свет от лампы бил по глазам. Я встала, не давая себе времени на истерики. Страх сменился ненавистью, которая меня уже не покидала.

Я посмотрела в зеркало и не увидела себя, потому что от боли, испуга, страха и злости превратилась в страшное животное с красными глазами, в озлобленного зверя, дьявола. Это был кто угодно, но только не человек.

Тихо выйдя из туалета, я прокралась к гостиной. Джейн всё ещё спала. Я поднялась в комнату и переоделась в сухое, оставив мокрые грязные вещи в ванной, также я осмотрела спину. К счастью, никаких серьезных повреждений не обнаружила, только красноту и царапину. На следующий день появился огромный синяк. Кажется, я легко отделалась.

Выйдя из ванны, я увидела, что часы показывали без двадцати трёх десять. Значит, я не нарушила комендантский час, а следовательно, никто не мог меня ни в чём обвинить, даже если увидел. Или мог? Так же как обвинили отца?

Сев на кровать, я обработала колени перекисью, отчего защипало ещё сильнее, и неумело замотала бинтами. Из глаз катились слёзы.

Отец вернулся домой через сорок минут. Я точно знаю, потому что ждала его, сидя на лестнице в полной темноте. Он зашёл тихо. Весь мокрый и избитый. Сперва на его лице почти не было крови – её смыл дождь. Я тут же привстала, и он увидел меня. Он понял, что я выходила, по моим всё ещё влажным волосам. Я подбежала к нему и крепко обняла. Он не произнес ни слова, ни единого звука, лишь обнял меня в ответ.

Я отвела его наверх, чтобы для начала умыть. Я смотрела на его раны, успевшую слегка запечься кровь и припухлости у глаз и не могла поверить, что это он. У него всегда было не идеальное, но мужественное, смелое лицо и спокойные голубые глаза, а теперь в нём ничего этого не осталось.

– Ты не должна была это видеть, – сказал он хрипло, останавливая мою руку, которой я вытирала его кровь.

Разве?

– Я приняла бы все пятнадцать ударов за тебя, если бы могла, – ответила я чуть обиженно, снова дотрагиваясь до его лица.

Его неяркий голубой глаз покосился на меня, другой не был виден за моей ладонью. Отец не стал спорить, пожалуй, даже не удивился моей осведомлённости. Он знал меня слишком хорошо.

Обработав кое-как его раны, я отпустила его прилечь. Джейн проснулась за полночь и, увидев отца, начала плакать. Она так и не узнала, что я выходила в тот день, что я всё видела.

Перед тем как уйти в свою комнату, я зашла к Молли, уснувшей среди рисунков и карандашей. Я всё убрала и накрыла её одеялом.

До самого утра я лежала без сна, желая услышать хоть звук из спальни отца и Джейн. Но звуков не было.

18

К утру, уже проваливаясь в сон, я услышала, как кто-то тихо спускается вниз. Встав с кровати, я приоткрыла дверь. Это был отец. Я чуть подождала, а после вышла за ним. Отец, как часто бывало, стоял у окна на кухне, опираясь на раковину. Он держал лёд, завёрнутый в полотенце, которое приложил к лицу. Видимо, оно горело. Я не знаю, честно говоря. Меня никто никогда не избивал, а тем более так жестоко.

– У тебя что-то болит? Я могу помочь? – глупо поинтересовалась я. Конечно же, у него что-то болит, идиотка! Я жутко разозлилась на себя, потому что в глубине души понимала, что не могу ему помочь. Что прежде всего у него болит душа от этого несправедливого унижения.

– Отправляйся спать, Флоренс. Ещё только пять утра, а тебе сегодня идти в школу, – попросил он, не двигаясь с места. Он был одним из немногих, кто всегда называл меня полным именем.

Я прошла в кухню, встала рядом с ним, облокотившись о столешницу, и сложила руки на груди. Говорят, это защитный жест, но я защищалась не от него. Я хотела защитить нас.

– Знаю, что прошу слишком много, но вам нужно уехать, не из-за меня, из-за Молли.

– Помнится, мы говорили об этом, – отозвался он устало.

Он не взглянул на меня. Отец всегда потакал этой дурацкой привычке: смотреть вдаль, а не на собеседника.

– Но ты никогда не слушаешь. Я говорила тебе, что мама не вернётся, но ты продолжал её искать и, даже когда нашёл, не останавливался. Я говорила тебе, что переехать сюда будет самой большой ошибкой в твоей жизни. Так и случилось. И теперь я прошу тебя уехать. Не со мной. Просто куда-нибудь. Вернуться в Буффало…