Пятая голова Цербера - Джин Вулф

Аборигены, несомненно, существовали в действительности. Истории о них слишком распространены, слишком уж обстоятельны, слишком обильно документированы, чтобы счесть все это нагромождением новоколониальных мифов. Требуется, конечно, вразумительное объяснение отсутствию очевидных артефактов. Но оно, так или иначе, будет найдено.

Для местного населения люди и их технологическая культура оказались губительны в большей степени, чем для любой иной аборигенной группы в истории. От повсеместно распространенных, а нередко раскиданных, примитивных племен не осталось даже воспоминаний меньше чем за столетие. И это без какой бы то ни было катастрофы, последствиями превосходившей уничтожение во время войны записей, сделанных первыми французскими колонистами.

Основная моя задача на данный момент заключается в сборе всей доступной информации об этих очень примитивных существах, не оставивших почти никаких физических следов (по крайней мере так принято считать), зато фигурирующих в целом соцветии вычурных легенд. Мне впору было бы отчаяться, если бы параллели со случаем европеоидных пигмеев, стоявших на уровне каменного века, прозванных Добрым Народом и, как в конце концов выяснилось, доживших в Скандинавии и Эйре[39] до последних лет восемнадцатого века, не были столь очевидны.

Но когда именно исчезли аннезийцы? Я приставал с этим вопросом ко всем, кому стоило его задавать, выслушивал всякую историю, какую они хотели мне поведать (из третьих, энных и так далее рук, но я неизменно надеялся хоть что-то вытащить, да и не было смысла настраивать против себя человека, способного, пускай в теории, впоследствии одарить меня куда более ценными сведениями). В особенности высоко я ценил записи непосредственных очевидцев, желательно с датировками. Все они у меня на пленках, но представляется уместным воспроизвести здесь самые типичные, а также наиболее интересные. Пленки могут быть утрачены или разрушены. Все даты, во избежание недоразумений, здесь и далее указаны по местному календарю.

Где я родилась… да. На корабле. Да. Я была первым человеком, рожденным на корабле, и последним, родившимся в нашем старом мире, – как вам такое, юноша? Изначально не предполагалось допускать родов на борту, но в конечном счете избежать их не удалось. Моя мама, вы понимаете, она решила уехать и умолчала о своем положении. Она была крупной женщиной, можете себе представить, а я, наверное, ма-а-хоньким ребеночком. Конечно, проводились физиологические обследования, куда ж без этого. Но за несколько месяцев до отлета, он ведь задерживался, так-то вот. Всех женщин заставили облачиться в эти накидки, они их называли космической формой, и они стали очень похожи на мужчин. Мама почувствовала, что скоро родит, и попросила распустить одежду в талии, ну да о стиле и говорить нечего, не дизайн, а чертовы балахоны. Они и не догадались. Ей было больно, когда она явилась к отбытию, но врачиха на корабле была одной из них и ничего никому не сказала. Так я родилась, и она взяла маму и меня к себе, и мы заснули, а когда проснулись, прошел двадцать один год. Наш корабль числился под номером 9–8—6, то есть он не был первым, но все же одним из самых ранних. Я слыхала, что раньше они нарекали суда особыми именами. Мне кажется, что так было куда прикольнее.

И когда мы явились сюда, французов оставалось совсем мало, да и то почти у всех, кроме самых маленьких детей, были жутко изранены, покорежены или вовсе отсечены руки и ноги [40]. Они знали, что потерпели поражение, а мы одержали победу. Наши мужчины отобрали у них землю и скарб. Они забрали себе все, что хотели. Так мама мне потом рассказывала. Я была очень маленькая и ничего не понимала, вы знаете. Потом я стала понемногу взрослеть, а эти французские девчонки, которые были слишком маленькие, чтобы сражаться, росли вместе со мной. И разве ж они не были прекрасны?! Да я вам так скажу: любой богатый юноша был их, и почти все красавчики тоже им достались. Можно было явиться на бал в самом роскошном платье… а потом входила француженка, в сущем тряпье, но у нее в перевитых лентой волосах был цветок, и головы всех парней в зале поворачивались в ее сторону.

Аннезийцы? А что с аннезийцами?

А, вы про этих. Мы называли их аборигенами или дикарями. Они ведь были не люди, вы знаете. Просто звери, похожие на людей.

Конечно, я их видела. Почему я часто играла с их детьми, когда была маленькая, вы спрашиваете? Мама не хотела, чтобы я с ними водилась, но, когда я играла одна, то часто убегала на окраину пастбища, и они приходили туда, чтобы поиграть со мной тоже. Мама говорила, что они меня съедят. (Смеется.) Но я не сказала бы, чтоб они хоть раз попытались что-то такое учудить. Украсть они меня могли, это да! Они ели все подряд, но неизменно оставались голодны. Они все время воровали припасы из нашей коптильни. Папа однажды ночью убил троих. Прямо на полпути от коптильни – такой «бумм!» из его ружья. Один из них оказался из тех, с кем я играла. Я расплакалась. Дети так себя ведут, вы понимаете.

Нет, я не знаю, где он их похоронил, если вообще хоронил. Наверное, попросту оттащил подальше и бросил зверям на растерзание.

Вошел другой офицер. Первый офицер отложил блокнот. Ветер перелистал страницы.

– Так и знал, – сказал напарник первого. – Ну почему мы этим не можем заняться днем, когда нам это действительно нужно?

– Ты припозднился, – пожал плечами первый.

– Не так, как ты, – я сейчас как раз собираюсь лечь в постель.

– Смотри, что мне дали.

Офицер скривил губы в едва заметной кислой усмешке и показал на беспорядочно раскиданные по столу бумаги и пленки.

Второй потыкал пальцем в кучу документов.

– Политический?

– Уголовник.

– Скажи им, чтобы стряхнули пыль с удавки, и сходи поспи чуток.

– Не раньше, чем я разберусь, что это вообще такое. Ты коменданта знаешь.

– К завтрашнему дню тебя самого впору будет закапывать.

– Я попозже посплю. Я уже и так выбился из графика.

– Ты ведь всегда был совой, не так ли?

Второй офицер широко зевнул и ушел. Первый офицер налил себе бокал вина. Вино было не холоднее воздуха в комнате.

Он вернулся к изучению блокнота, продолжив с того места, где ветер разлохматил страницы.

?: Не знаю… Может быть, пятнадцать лет назад, а может быть, и нет. Наши годы длинней ваших, вам это известно?

Я: Да, нет нужды объяснять.

Госпожа Д: Ну, вы знаете, эти французы – большие любители сказок про них. Я в них не верю по большей части.

Каких именно сказок? Всякая чушь. Они такие неотесанные чурбаны, эти французы.