(не)Однофамильцы, или кофе с бывшим - Лиза Осокина

муж с сердечным приступом попал в больницу, я вместо того, чтобы ехать к нему, засиделась над делом. Не сходились цифры, а я уже в совещательную комнату ушла, надо было какое-то решение оглашать. И я искала, искала, почему получилось расхождение. Когда приехала в больницу, уже поздно было, не пустили. А ночью ему стало хуже.

У меня перехватило дыхание. Мне было жалко ее. И ее слова про жизнь без гарантий заиграли еще острее.

Но она быстро взяла себя в руки:

— Что ты там блеяла? Какие у тебя еще причины?

Глава 66

— Ну, мне почти тридцать. Начинать все с нуля…

— Я говорила, что ты умная? Забудь! — перебила она меня сразу, — В тридцать у нее проблема начать! Надо же! Хорошо, что я этого не знала, когда в сорок пять пришла работать в суд. И когда в пятьдесят два научилась водить машину. И даже не буду говорить во сколько освоила эту халабуду, — скорбно поджав губы, она с большим отвращением посмотрела на компьютер.

Посмотрев на мое вытянувшееся лицо, она добродушно фыркнула, и довольно доброжелательно сказала:

— Иди, отдыхай. Заслужила.

Я вскочила, обежала ее стол, обняла и от души сказала:

— Спасибо!

— Иди давай. У меня уже другое заседание начинается, — но, противореча своим словам, тоже обняла меня в ответ.

Когда я вышла на ступеньки суда, меня охватило дурное предчувствие. Не могу понять почему? Что я упустила? Все же складывается, как нельзя лучше.

Я осмотрела территорию вокруг и увидела Милану, которая щебетала с каким-то папиком в дорогом костюме.

— Наверняка, это ее любовник, — раздался над ухом голос моего клиента.

Я едва не рассмеялась от дежавю. Прошло только три дня, как мы с Суворов обсуждали здесь же его бывшую жену и моего бывшего мужа, но у меня по ощущениям прошел месяц. Я вспомнила свою злость, отчаяние и грусть тогда. Контраст с той легкостью и счастьем, что наполняли меня сейчас, был колоссальный.

— Теперь это его проблемы, а не ваши, не так ли? — отшутилась я, и Михаил Алекссеевич, подумав, рассмеялся в ответ.

Мы приехали ко мне в кабинет, где он заплатил остаток гонорара, и подписал оставшиеся бумаги.

— Вы довольны результатом? — не удержалась и спросила я. Мне важно знать, что он будет говорить моим потенциальным клиентам.

— Поймите меня правильно, Елена Александровна, вы сделали больше, чем мне обещали все остальные. Я ж все понимаю. Ну вот просто обидно, что эта тварь после всего что было, еще и столько получила. Да и пацаны засмеют. Рога наставила и денег отхватила.

— А вы им скажите, что это вы так решили. Свое забрали, а копейку на прокорм ей кинули. Какая-никакая, а она слабая женщина, а вы сильный мужчина. Вам этих салонов понаоткрывать — раз плюнуть.

Он хмыкнул в ответ и стал растирать лицо руками.

— Вот лучше бы я все первой жене оставил, — бурчит он.

— Так оставьте. Кто ж вам мешает. Вы же эти салон все равно не любите. Возни много, мелкашечка эта, краски, расчески, мастера то приходят, то уходят. Если продадите, так ведь пацаны скажут, что вы не справились. А если первой жене вернете, то так и будете всем говорить, что ни одну свою бабу с голым задом не оставил. Мужик вы или нет?

Он отвел глаза. Я и по другим оговоркам поняла, что стыдно ему, за то, что творил во время первого развода. Но раздутое эго не позволяет признать свои ошибки и извиниться.

— Да и с детьми помиритесь, — добавила я контрольный выстрел.

Суворов вздохнул еще тяжелее. Он жаловался мне раньше на неблагодарных детей, которым он столько всего покупал, а они перестали с ним общаться и выбрали сторону матери.

Михаил Алексеевич молча встал и пошел к двери. Я мысленно дала себе подзатыльник за то, что лезу не в свое дело. Но вдруг он развернулся и вытащил из подставки на столе несколько моих визиток.

— Не против, если дам кое-кому? — спросил он, подняв бровь.

— Буду благодарна, — я улыбнулась ему вполне искренне.

Когда он вышел, я устроил маленький танец мумбы-юмбы. Меня просто затопили чувства безграничной свободы и миллиона возможностей. И мне очень хотелось поделиться с Шумским какая умница. И что уже подумываю о смене работы. Может мне и правда стоит перебраться в Москву?

Я посмотрела на часы. По моим расчетам Шумский уже должен был добраться до работы, и вполне прилично было ему позвонить, рассказать, как все прошло.

Но в телефоне ответил женский голос:

— Офис адвоката Дмитрия Шумского.

— Офис? — вырвалось у меня, и я посмотрела на номер на экране. Я вроде на личный телефон звоню.

— Ой, извините, — голос рассмеялся в ответ, — Весь день на телефоне. По привычке так отвечаю.

Должно быть его помощница, о которой он рассказывал. Но похоже Дима опять бросает телефон где ни попадя.

— А вы бы не могли пригласить Дмитрия Сергеевича? Это Елена Шумская, по делу о разделе имущества, — не хочу ничего объяснять этой девице, хочу услышать Димин голос.

— Он сейчас… очень занят, — ответила девица с легкой заминкой, — что ему передать?

— Передайте ему, что мировое соглашение утвердили и в пятницу приезжать не нужно. Но мне надо обсудить с ним детали по передаче имущества.

— Ой, отлично! Хотя он все равно не смог бы приехать в пятницу. У нас же в этот день будет свадьба.

Глава 67

Мой мозг наотрез отказался принимать какую-либо информацию. Ну и подумаешь, что у этой девицы свадьба. Зачем только она об этом рассказывает? Но она не унималась и продолжала трещать:

— Я думала, мы не успеем все подготовить. Боже, столько гостей. Знаете, все эти приглашения, куда поселить, как рассадить, чтоб никто не обиделся. Хорошо, что Дима стал брать меньше дел. Да и отпуск мы взяли уже с этой недели. Не представляю, как бы я справилась. Мне же постоянно приходилось уезжать: то на примерку, то цветы подобрать, то меню согласовать. Я уже начала жалеть, что захотела такую свадьбу. Дима сначала предлагал просто в свадебное путешествие поехать, и может даже в поездке и расписаться. И почему я не согласилась? Ой, простите, я вас заговорила. Но я такая счастливая. Мне просто не верится, что все это со мной происходит.

— Поздравляю, — смогла проговорить я онемевшими губами и положила трубку.

На негнущихся ногах я ушла из офиса, и, сама не помню как, доехала до дома. Сознание разделилось на две половины. Одна кричала: