Шиза - Алексей Мальцев

– Мне кажется, я никогда отсюда не выйду, – раздраженно начал он беседу. – Со мной только вы по-человечески и разговариваете. Остальные – как роботы. Меня уже тошнит от такой жизни.

– Почему же «никогда не выйду»? – удивился я, как мне показалось, вполне естественно. – Когда-нибудь… Когда одна палочка и девять дырочек исстребят целое войско… Когда король обнажит голову, а ты останешься в шляпе… Когда…

– В сказку решили поиграть? – скривился мой собеседник. – В детство удариться? Все верно, в сказки мы еще не играли. Тили-тили-тили-бом, загорелся кошкин дом.

– Почему бы не поиграть? Ты, к примеру, знаешь, из какой сказки я привел только что отрывок?

– Вроде в детстве смотрел такой мультфильм. Мальчишка летал на гусях в какую-то далекую страну.

– Все верно, мультик назывался «Заколдованный мальчик». Мальчика звали, кстати, Нильс. Или возьмем «Сказку о мертвой царевне»… Ты помнишь:

– И что? – он устало посмотрел на меня. – При чем здесь я?

– При том, что царевич Елисей ударился сам о гроб своей невесты и оживил ее. А ты что со своей невестой сделал? Ты ударил ее молотком по голове. И я подозреваю…

– Ну да, ну да, старую пластинку завели. Какая невеста, о чем вы? Я не собирался жениться в принципе, – морщась, будто только что разжевал несколько долек лимона, процедил Лекарь. – Зачем мне это?

– Кто же тогда расколол череп Кире Синайской?

Упоминание имени и фамилии не вызвало у него никакой реакции.

– Первый раз слышу… вернее, второй. Фамилию вы, кажется, упоминали однажды. Кто такая?

– Та самая, кого ты почему-то зовешь Олесей Федорчук.

– Олеську? – мигом оживился Бережков. – Ее убил ваш омоновец прикладом, я много раз об этом говорил вам. С ней у меня было кое-что, но вы не знаете… Это… подруга дней моих суровых.

– Видишь ли, какое дело, – как можно суше заметил я. – На оружии, которое было у спецназа, когда они тебя брали, нет следов крови. Повреждение черепной коробки у трупа Киры Синайской четко свидетельствует об ударе молотком, но никак не прикладом. На молотке, который был у тебя в руках, кровь и следы мозгового вещества Синайской и твои, естественно, отпечатки. А теперь скажи, зачем спецназовцу ударять прикладом беззащитную лежащую женщину?

– Она завизжала, как недорезанная свинья, когда они ворвались, – невозмутимо пояснил Лекарь, видимо, был готов к вопросу. – У нее психоз, такое случается у сердечно-сосудистых больных в нашей клинике. Поэтому он и ударил. Лежала бы спокойно, может, и уцелела бы.

– Она слышала, – я многозначительно поднял палец и посмотрел на потолок, – как ты ее назвал недорезанной свиньей.

– Пусть слышит, – махнул он рукой, распаляясь. – Мне надоело все время бояться, жить с оглядкой. Я и так в тюрьме нахожусь! В полной изоляции, никаких контактов. Дальше тюрьмы не уйдешь!

Это было что-то новенькое. Выходит, не только я сменил тактику. Лекарь также отказался от некоторых старых установок, видимо не приносящих никакой выгоды.

– С кем бы ты хотел контактировать в первую очередь?

– В первую – с моими компьютерными мальчиками, – прозвучало неожиданно для меня. – Кстати, почему вы в прошлый раз отказались послушать, как они кричат в моем животе? Только честно. Ансамбль выступал в полном составе.

– В тот момент мне хотелось услышать продолжение твоей истории с тетушкой, – нашелся я, что ответить. – Ты так неожиданно прервал повествование…

Мой ответ его не впечатлил, он слегка набычился:

– В первую нашу встречу вы, Илья Николаевич, заикнулись, что хотели бы их услышать, а в прошлый раз отказались. Почему? Вы что, не любите маленьких детей?

Я понял, что он стремится во что бы то ни стало направить беседу в выгодное для себя русло. Русло, в котором мне бы лично плыть не хотелось.

– Хорошо, Константин, в первую очередь я понял, с кем бы ты хотел контактировать. Но ты с ними контактируешь в любое время, когда тебе захочется, а с кем бы ты…

– Может быть, вы не любите детей, – продолжал он давить как танк, – потому что своих детей у вас нет… С некоторых пор!

Это была уже конкретная «предъява», не ответить на которую я не мог. Мне хотелось бросить ему в его ухмыляющуюся физиономию что-то типа «Так это ведь ты убил ее, зарезал, сволочь!». Но потом я подумал, что именно это обвинение он ждет от меня, что наша беседа после этого превратится, скорее, в ограниченный вооруженный конфликт, когда ему будет намного проще изображать невменяемого.

Несмотря на то, что все во мне клокотало, я призвал на помощь остатки хладнокровия и произнес:

– Да, с некоторых пор у меня нет детей. Но я не оставляю надежды, что они еще появятся. Ведь мне всего сорок. А теперь скажи, с кем бы во вторую очередь ты хотел бы поконтактировать.

– Во вторую – с Макаром Афанасьевичем. Доложил бы, что не по своей воле здесь нахожусь, что в заточении, под стражей. Даже возможности позвонить нет, телефон отобрали.

– Телефон твой сам знаешь где, – как бы между прочим заметил я, внимательно следя за его реакцией. – И прикидываться не стоит.

– Ну да, ну да! И где же?! – Лекарь удивленно откинул голову назад. – Представления не имею.

Ай да я! Не поддался на провокацию, вырулил-таки на нужную тропинку, и теперь наступал решающий момент:

– Он там же, где и смерть Кощея, если ты помнишь: на конце иглы. Игла в яйце, яйцо в зайце, заяц в сундуке, а сундук на ветках дуба… Зацепился, застрял, понимаешь.

– Там еще вроде, утка была, – заметил он, отводя взгляд.

– Угу, медицинская, – поставил я точку, переводя дыхание. – Телефон в медицинской утке… А что, оригинально! До тебя его, пожалуй, никто туда не помещал.

Взгляд, равнодушно ползающий до этого по интерьеру кабинета, на мгновение застыл, словно его обладатель вспомнил что-то судьбоносное и важное для себя, но чего уже нельзя никак вернуть, исправить, так как время упущено, и поезд ушел.

Именно такую реакцию я и ждал. Точно так же отреагировал бы сам, окажись на его месте.

Нет, дорогой Константин! Ты адекватен, как никто. И в обратном теперь меня никто не убедит. И телефоны жертв вместе с твоим собственным, скорее всего, спрятаны в утке.

Другое дело, что мы не знаем, где она.

– Вы о какой утке говорите? – переспросил он, видимо, чтобы взять паузу и собраться с мыслями. – О медицинской или сказочной?

И опять прокол! Для человека, не думающего постоянно о ней, самый естественный вопрос после услышанного – «При чем здесь медицинская утка?» Продолжай, доктор, продолжай, дави!