Игры наследников - Дженнифер Линн Барнс

– Я Эйвери, – сообщила я, когда мы доделали работу, и стало совершенно очевидно, что моя партнерша не горит желанием знакомиться.

– Ребекка, – представилась она. Голос у нее был мягкий и тихий. – Лафлин. – Когда я услышала ее фамилию, выражение моего лица переменилось – и она это заметила и поспешила подтвердить мои догадки: – Мои дедушка с бабушкой работают в Доме Хоторнов.

Не просто работают, а всем заправляют, причем никто из них не питает особого восторга по поводу перспективы сотрудничества со мной. Интересно, в этом ли причина молчаливости Ребекки.

Но ведь и с остальными она не общается.

– Тебе уже показали, как сдавать лабораторку при помощи планшета? – спросила она. В ее голосе слышалась такая робость, будто она всерьез боялась, что я ее ударю. Трудно было свыкнуться с мыслью, что такая красавица и впрямь может бояться хоть чего-то.

Если не всего.

– Нет, – ответила я. – Поможешь?

Ребекка показала, как загрузить свои вычисления посредством нескольких прикосновений к дисплею. А через несколько секунд на ее планшете открылось главное меню. Я заметила на заставке фотографию. На ней была запечатлена сама Ребекка – она глядела в сторону – и вторая девушка с огненно-рыжими волосами, которая смеялась и смотрела прямо в объектив. У девушек были одинаковые глаза и цветочные венки в волосах.

Вторая девушка не превосходила красотой Ребекку – и это было заметно, – но почему-то от нее невозможно было отвести глаз.

– Это что, твоя сестра? – спросила я.

– Ага. – Ребекка спрятала планшет в чехол-книжку. – Только она умерла.

В ушах у меня загудело. Я поняла, кто был запечатлен на той фотографии. Казалось, я догадалась об этом сразу же, как только ее увидела.

– Эмили?

Ребекка задержала на мне взгляд своих изумрудных глаз. Меня охватил страх. Наверное, надо было выразиться иначе! Сказать: «Я соболезную твоему горю» – или еще что-нибудь!

Но Ребекку словно бы ничуть не задел и не оскорбил мой нетактичный вопрос. Она положила планшет на колени и сказала только:

– Ей было бы очень интересно с тобой пообщаться.

Лицо Эмили никак не шло у меня из головы, вот только я не могла вспомнить его во всех подробностях – как-никак, толком разглядеть ту фотографию я так и не успела. Но я помнила, что глаза у нее зеленые, а волосы – песочно-рыжие, точно янтарь, подсвеченный яркими лучами солнца. Еще я запомнила, что у нее на голове был венок, но на длину волос внимания не обратила. И как ни пыталась восстановить в памяти черты ее лица, вспоминала только, что она смеялась и смотрела прямо в камеру.

– Эйвери, – окликнул меня Орен, сидевший на водительском кресле. – Мы на месте.

«На месте» – значило аккурат перед зданием Фонда Хоторна. Казалось, с той минуты, когда Зара предложила мне заглянуть к ней, чтобы разобраться с азами работы фонда, прошла целая вечность. Когда Орен, выйдя из машины, распахнул дверцу с моей стороны, я обратила внимание на то, что впервые вокруг не было видно ни одного фотографа и журналиста.

Может, ажиотаж наконец начал спадать, подумала я, переступив порог фойе фонда. Стены были выкрашены в серебристо-серый и увешаны десятками черно-белых снимков в массивных рамках. Казалось, они зависли в воздухе. Крупноформатные снимки в окружении фотографий поменьше. И на всех – люди. Со всего света, запечатленные в движении и статике, с самых разных углов, по самым разным законам перспективы, разные по всевозможным параметрам – от возраста и гендерной принадлежности до расовой и культурной. Люди. На снимках они смеялись, плакали, молились, играли, ели, плясали, спали, убирались, обнимались – все что угодно.

Мне вспомнился вопрос доктора Мак о том, чем же меня так привлекают путешествия. Вот чем.

– Мисс Грэмбс.

Я подняла взгляд и увидела Грэйсона. Интересно, подумала я, а давно ли он за мной наблюдает? Интересно, что он успел прочесть по моему лицу.

– У меня тут назначена встреча с Зарой, – сообщила я, отбивая неизбежную атаку.

– Зара не придет, – сказал Грэйсон и медленно зашагал ко мне. – Она считает, что вам нужен… проводник, – произнес он таким тоном, что последнее слово мгновенно миновало все мои защитные барьеры и просочилось в душу. – И почему-то ей кажется, что на эту роль лучше всего подойду я.

Выглядел он точь-в-точь как в нашу первую встречу – даже костюм от Армани был такого же цвета: светло-серый, со стальным отливом, совсем как его глаза – и стены этой комнаты. Мне вдруг вспомнилась фотокнига с именем Грэйсона на корешке, которую я видела на кофейном столике в кабинете Тобиаса Хоторна.

– Это все ваши работы? – ахнув, спросила я, обведя взглядом длинные ряды фотоснимков. Это была лишь догадка – но уж что-что, а угадывать я умела прекрасно.

– Мой дедушка считал, что для того, чтобы изменить мир, надо его повидать. – Грэйсон остановил на мне взгляд, но потом опомнился и отвел глаза. – Он любил повторять, что я умею подмечать детали.

Вкладывай. Развивай. Создавай. Я мысленно вернулась к рассказу Нэша об их с братьями детстве, и мне вдруг стало интересно, в каком возрасте Грэйсон впервые взял в руки камеру и когда начал ездить по миру и изучать его, фиксируя свои наблюдения на фотопленке.

Вот уж ни за что бы не подумала, что он имеет отношение к миру искусства.

Досадуя на то, что Грэйсон вообще проник ко мне в мысли, я сощурилась.

– Ваша тетя, наверное, никогда за вами не замечала любви к угрозам, – съязвила я. – Держу пари, не знает она и о том, что вы собирались накапывать информацию о моей почившей матери. Иначе ни за что не пришла бы к заключению, что у нас с вами возможно плодотворное сотрудничество.

Грэйсон усмехнулся.

– Не то чтобы это такие уж значимые детали. Что же касается «сбора информации»… – Он скрылся за столом у стойки регистрации и вернулся с двумя папками. Я удивленно посмотрела на них, а он вскинул бровь. – Неужели вы предпочли бы, чтобы я оставил результаты своих изысканий при себе?

Он протянул мне одну из папок, и я взяла ее в руки. Вообще, он не имел никакого права на то, чтобы вторгаться в нашу с мамой жизнь. Но стоило мне посмотреть на папку, и в голове зазвучал мамин голос – чистый и звонкий, как колокольчик. «Есть у меня одна тайна…»

Я открыла папку. Выписки из трудовой книжки, свидетельство о смерти, информация по кредитам, справка об отсутствии судимости, фотография…

Я сжала губы, не в силах отвести взгляд от снимка. Мама на нем была еще совсем юной – и держала меня на руках.

Я с трудом заставила себя посмотреть на Грэйсона, готовая обрушить на него свое негодование, но он спокойно протянул мне вторую папку. Интересно, подумала я, что он обо мне выяснил; найду ли я среди документов объяснение, почему его дедушка выбрал именно меня. Я открыла папку.