Чтение мыслей. Как книги меняют сознание - Вероника Райхль

последующие века. Адорно. Шопенгауэр. Фуко. Классики, оставившие после себя поистине великие труды. Эти книги — настоящий оплот маскулинности. Нормальные люди это читать не могут!

По крайней мере Ян не смог. Чтение само по себе не вызывало у него трудностей. Однако сесть за стол и открыть подобную книгу было невыносимо, даже если Ян в подробностях представлял торжественное начало такого чтения: отключив телефон и почистив зубы, он садится за чистый письменный стол, кладет книгу перед собой, раскрывает ее и начинает читать введение, чтобы ощутить весь драматизм приближения к знанию мастера. Известность писателя (писательницы вызывали у него меньший отклик) и форма книги были для Яна принципиально важны. Он должен был начать с самого начала и затем страница за страницей прочитать книгу от корки до корки. Параллельно он должен был читать еще десять книг, необходимых для полного погружения в основную. Авторитет философских работ предписывал действовать именно так. Яну это не удалось.

Во время учебы Яну приходилось постоянно и много читать. Ему не нужно было осваивать крупные произведения, но различных выдержек и эссе насчитывалась уйма. Торжественным было и это чтение, даже если в его распоряжении была лишь черно-белая ксерокопия. Среди однокурсников Яна знакомство с философскими работами считалось хорошим тоном. Философия играла важную роль всюду, где шли политические дискуссии, велись беседы о концептуальном искусстве и контрмоделях представителей эго-искусства и заходила речь о политически ответственных, антиколониальных и антирасистских акциях. Ян чувствовал себя в своей стихии во время дискуссий и без философской литературы, но осознавал, что ее чтение было важным и в то же время приятным занятием. Однако у него не получалось это делать. Так повелось еще со школы: когда ему говорили, что нужно что-то прочитать, внутри него словно медленно начинала закрываться стальная дверь. Затем она захлопывалась окончательно. Это было печально, так как Ян знал, что, возможно, за этой стальной дверью находилось нечто важное, даже потенциально способное доставить ему удовольствие.

* * *

После учебы, которую ему тоже удалось благодаря доброте преподавателей закончить без чтения философских трудов, Ян продолжил читать только случайные тексты, обнаруживаемые им в интернете или на страницах журналов. Однако на тридцать пятый день рождения кто-то подарил ему небольшую брошюру — «Ризому»[41] Гваттари и Делёза. Это была тонкая, потертая книжка, и она сразу ему понравилась. На следующее утро «Ризома» будто сама проскользнула в рюкзак. В поезде она будто сама раскрылась, и Яну не оставалось ничего другого, как приступить к чтению. Заключенные в книге мысли били ключом: авторы снисходительно критиковали господство древовидных структур, и все, что было бы однозначно, иерархически выстроено и замкнуто в себе. Вместо этого намного лучше, по их мнению, мыслить категориями множеств, животных и растений, соединений и ризом.

Принцип множественности: именно тогда, когда многое действительно рассматривается как субстантив — множество, или множественность, — нет более никакого отношения с Одним как с субъектом или объектом, как с природной или духовной реальностью, как с образом и миром. Множества ризоматичны, они изобличают древовидные псевдомножества. Нет единства, которое служило бы стержнем в объекте или разделялось бы в субъекте. Нет даже такого единства, которое было бы выкидышем в объекте и «вернулось» бы в субъект. У множества нет ни субъекта, ни объекта, есть только определения, величины, измерения, способные расти лишь тогда, когда множество меняет свою природу (следовательно, законы комбинаторики пересекаются с множеством)[42].

Ян сразу же невольно подумал о нарисованных от руки анимационных фильмах. На следующей странице Ян увидел отрывок, который ему особенно понравился, хотя он не смог бы внятно объяснить почему:

Все эти множества суть плоские, ибо они заполняют, оккупируют все свои измерения — значит, мы будем говорить о плане консистенции множеств, даже если измерения такого «плана» увеличиваются с числом располагающихся на нем соединений. Множества определяются внешним — абстрактной линией, линией ускользания или детерриторизации, следуя которой они меняют природу, соединяясь с другими множествами. План консистенции (решетка) — это внешняя сторона всех множеств. Линия ускользания маркирует одновременно и реальность числа конечных измерений, эффективно заполняемых множеством; и невозможность появления любого дополнительного измерения без того, чтобы это множество трансформировалось, следуя такой линии; а также возможность и необходимость расплющивания всех множеств на одном и том же плане консистенции или их овнешнения, каковы бы ни были их измерения. Идеал книги состоял бы в том, чтобы расположить все вещи на таком плане внешнего, на одной-единственной странице, на одном и том же пляже — прожитые события, исторические определения, мыслимые концепты, индивиды, группы и социальные образования[43].

Ян понял не все, но многое из прочитанного показалось ему удивительным и в то же время разумным. То, что он понял, было логичным чисто интуитивно. В конце книги Делёз и Гваттари говорят, что Ян волен выбирать в книгах те мысли, которые ему нравятся. Что ему не нужно читать все подряд. Что абсурдно пытаться понять все. Именно так: попытка сделать это стала бы ошибкой. В идеале Яну следует обратить внимание на то, не установилась ли между ним и текстом тесная взаимосвязь: она может быть в форме и травинки, и куста, и бактериальной культуры, и роя насекомых. Одно или другое, вероятно, вступит с Яном в контакт, образуя симбиоз, способный породить на свет нечто новое. И только это имеет значение: ему следует позволить чему-то вырасти, соединиться с текстом и образовать радостный альянс. Для Яна это были радикально новые мысли. Мысли, которые принципиальным образом изменили его отношение к книгам.

* * *

В последующие месяцы Ян начинает покупать философские книги, сначала несколько, а потом все больше и больше. При этом он позволяет заголовкам и обложкам увлечь себя. Особенно ему нравится заказывать тонкие книги в ярком переплете. Например, он уже приобрел «О пользе нерешенных проблем» («Vom Nutzen ungelöster Probleme») Дирка Беккера и Александра Клуге, «Майамификацию» («Miamification») Армена Аванесяна, «Возлюби свой симптом» («Enjoy Your Symptom!») Славоя Жижека, «Политику аффирмации» («Politik der Affirmation») Рози Брайдотти, «Нейтральное» («Le Neutre») Ролана Барта, «Общество усталости. Негативный опыт в эпоху чрезмерного позитива» («Müdigkeitsgesellschaft») Бён-Чхоль Хана. Иногда Ян забывает, что та или иная книга у него уже есть, и заказывает ее повторно из-за запоминающегося названия. Все эти книги фантастическим образом занимают пространство его рабочего кабинета. Книги — идеальные объекты. Удобные, гибкие вместилища мыслей. Гладкая, излучающая свет бумага, украшенная последовательностями букв и знаков. Всюду прямые углы. Непритязательный минимализм. Наконец хранение книг приобрело для Яна смысл.