Эм + Эш. Книга 2 - Елена Алексеевна Шолохова

Уняв голод, Шаламов ощутил вдруг нечеловеческую усталость, голова будто налилась свинцом. И стоило ему прилечь, как сразу, в ту же секунду он уснул, будто впал в тяжёлое забытьё.

* * *

Вероника злилась на отца за то, что уговорил уйти от Шаламова на несколько дней, и на себя — за то, что послушалась. Он убедил её пересидеть день-два-три, а если понадобится и неделю. Мол, тот занервничает, опомнится, примчится, прощения попросит. А что получила? Трое суток без сна, без покоя и один-единственный телефонный звонок. И то говорил с ним отец и, видимо, пошло всё не так, как они рассчитывали. Потому что после этого Шаламов не перезванивал и уж тем более не приезжал.

— Всё будет хорошо, — заверил вечером отец с непоколебимой уверенностью.

— Не знаю, но завтра я возвращаюсь к нему, — сообщила Вероника. — Не могу больше.

Было бы, конечно и легче, и лучше, если б Шаламов сам за ней приехал, но не в первый раз она жертвует своей гордостью, да и наверняка не в последний. И если раньше она делала в уме пометки для себя вроде: «Сейчас уступлю, потом отыграюсь», то сейчас вообще было не до этого. Просто хотелось унять звериную тоску. А на гордость уже и плевать.

Отец лишь вздохнул. Последнее время он почти постоянно смотрел на неё с жалостью, но это лишь выводило из себя. Особенно в связке с его набившим оскомину «он тебе не подходит, оставь его, забудь его». Вот и сейчас он снова завёл старую песню:

— Да оглянись ты вокруг — сколько достойных тебя. А он — безмозглый, никчёмный пацан, который даже не ценит… Ну, потерпи ещё немного, это пройдёт, я знаю. Ты скоро его забудешь.

В конце концов, она воскликнула в сердцах:

— Папа! Как я могу забыть его?! Он вот у меня где, — Вероника прижала ладонь к левой груди, — в сердце врос. Как я могу его забыть?! Я жить без него не могу!

Отец замолк, только вот посмотрел, как на больную собаку. И пусть. Ей и самой было себя жалко. Так что к чёрту гордость! Кому и когда она счастье приносила?

Отец предлагал взять отпуск, но все три дня она упрямо ходила на работу. Правда, почти безвылазно сидела в своём кабинете как восковая кукла, пялилась на телефон — ждала, что он позвонит. Но он не звонил. Телефон разбить хотелось, и желательно об голову секретарши, которая то и дело заглядывала к ней со всякими пустяками, плохо скрывая любопытство.

Веронике казалось, что все сотрудники злорадно шушукались о том, что у «мегеры» (так за спиной называли её) и у «красавчика» (а так называли его) разладилось. А проходя мимо бухгалтерии, услышала из приотворённой двери обидное «красавчик и чудовище», а дальше — злое, ядовитое хихиканье. Хотелось войти и убить этих снулых тёток ледяным презрением. Ещё недавно так бы она и сделала, а сейчас чувствовала себя настолько подавленной, что поскорее сбежала, испугавшись вдруг, что кто-нибудь может выйти и увидеть её здесь, подслушивающей под дверью.

И даже на последнем совещании, где отец устроил всем форменный разнос, на неё поглядывали искоса.

После совещания отец, отчего-то весь на взводе, умчался и не сказал куда, а она сунулась к Сергееву. Уже несколько дней как хотела, ещё со злополучной пятницы, но всячески убеждала себя, что не стоит этого делать. Сергеев — преданный отцовский пёс, тотчас передаст о её просьбе, а отец и без того настроен против Шаламова, еле терпит. Не хотелось ещё больше обострять их отношения и снова выслушивать, что он ей не пара, что им надо расстаться. Но в конце концов стало совсем невмоготу находиться в каком-то дурацком подвешенном состоянии.

«Пусть передаёт, — решила она, — плевать. Уж с собственным отцом я как-нибудь разберусь».

— Николай Николаевич?

— Да, Вероника Сергеевна? — поднялся из-за стола отцовский безопасник, как только она вошла и притворила за собой дверь.

— У меня к вам просьба, очень личная. — Под его пристальным взглядом ей вдруг стало неловко, тем не менее продолжила: — Я хочу, чтобы вы выяснили всё, что можно, об одной девушке…

Сергеев выслушал её просьбу внимательно и даже пообещал выполнить в кратчайшие сроки, но по промелькнувшему в его глазах выражению, она догадалась — он уже и так всё про неё выяснил. Очевидно, по поручению отца. Только почему сразу об этом не сказал? Почему скрыл? И отец почему умалчивает? Может, нашлось что-то не слишком приятное, а отец не захотел расстраивать её лишний раз? И Сергееву запретил, если вдруг она обратится?

— Я всё сделаю, Вероника Сергеевна, — теперь уже бесстрастно ответил безопасник.

* * *

На другой день Сергеев предоставил отчёт об Эмилии Майер: училась, родилась и так далее. Самые общие сведения и маленькая нецветная фотография как на паспорт.

— Вы ведь следили за ней по просьбе отца? Или за моим женихом? — спросила его в лоб Вероника, листая тоненькую папку. — Они встречаются?

Сергеев замялся и нехотя ответил:

— Наблюдали. Нет, не встречаются.

Вероника поблагодарила Сергеева, но слова его почему-то совсем её не успокоили. Наоборот, растревожили. Он запросто мог говорить то, что велел отец. Правды от него не допросишься, особенно неудобной правды. А вот то, как Сергеев мялся, выказывало, что он определённо что-то скрывает.

Она в который раз набрала Шаламова — тот не отвечал.

«А если он перебрался к ней?», — прокрался в душу липкий страх. Что тогда делать?

Взгляд её непроизвольно упал на полку под журнальным столиком. Там, среди журналов лежал увесистый талмуд, «Жёлтые страницы» — телефонный справочник всех юридических организаций города.

Справочник был составлен довольно грамотно: сами названия бесчисленных ООО, ОАО, ИП и так далее шли в алфавитном порядке, но в конце имелось тематическое оглавление. По нему она быстро сориентировалась и нашла то, что нужно: категорию «частные детективные агентства». Таковых обнаружилось всего четыре. Одно она сразу отмела — показалось претенциозным и глупым, что детектив называл себя современным Шерлоком Холмсом. Детский сад. Остальные три вообще себя никак не именовали, но чётко и лаконично обозначили, что могут сделать. Вероника выписала в ежедневник их телефоны и адреса.

«Просто на всякий случай», — сказала себе.

Глава 25

Шаламова разбудил настойчивый звонок, но когда он наконец продрал глаза, телефон уже смолк.

В академию заявился только к третьей паре. Зато сразу попал на семинар к желчному и вечно недовольному