Врата судьбы - Агата Кристи

– Старый альбом для фотографий, – сказала Таппенс. – Ну чтоже, это может быть забавно. Давай-ка посмотрим.

Они сели на диван. Это был типичный для того времени альбом.Многие снимки совсем выцвели, но иногда Таппенс удавалось узнать какие-тоуголки своего сада.

– Посмотри-ка, это араукария. Ну да, смотри, а это ведь«Верная любовь». А там вон глициния и пампасная трава. Это, наверное, званыйчай в саду или что-нибудь в этом духе. Ну да, вот видишь – стол, а за столомцелое общество. И под каждой фотографией – имя. Вот, например, Мейбл. Ну, этаМейбл не красотка. А кто это?

– Чарльз, – сказал Томми. – Чарльз и Эдмунд. Чарльз иЭдмунд, судя по всему, играют в теннис. Какие-то странные у них ракетки. А вотУильям, неизвестно, кто это такой, и майор Коутс.

– А вот там… о, Томми, это Мери.

– Ну да, Мери Джордан. И имя и фамилия написаны.

– А она хорошенькая. Очень хорошенькая, как мне кажется.Снимок, правда, основательно выцвел… О, Томми, просто удивительно, что мыобнаружили здесь Мери Джордан.

– Интересно, кто это снимал?

– Возможно, тот самый фотограф, о котором говорил Айзек.Тот, в деревне. У него, наверное, до сих пор хранятся старые фотографии. Нужнобудет непременно наведаться к нему.

Томми отодвинул в сторону альбом и начал просматриватьдневную почту.

– Что-нибудь интересное? – спросила Таппенс. – Я вижу триписьма. Два из них – счета. А вот это, то, которое ты держишь в руках, оносовсем другое. А ведь я спросила, есть ли что-нибудь интересное, – повторилаТаппенс.

– Возможно, – сказал Томми, – завтра мне снова придетсяпоехать в Лондон.

– Очередной комитет?

– Не совсем, – сказал Томми. – Мне нужно кое с кемповидаться. Это, собственно, не в Лондоне. Кажется, где-то по направлению кХэрроу.

– А в чем дело? Ты мне ничего об этом не говорил.

– Мне нужно повидаться с одним человеком, это полковникПайкавей.

– Ничего себе имечко, – заметила Таппенс.

– Согласен, имя довольно странное.

– Я раньше его слышала?

– Возможно, я говорил тебе о нем. Это человек, которыйпостоянно живет в атмосфере дыма. У тебя есть таблетки от кашля, Таппенс?

– Таблетки от кашля? Право, не знаю. Да, кажется, есть. Уменя сохранилась большая коробка еще с зимы. Но у тебя же нет кашля. Я, покрайней мере, не заметила.

– Пока нет, но обязательно начнется, как только я попаду кполковнику Пайкавею. Насколько я помню, стоит пару раз вдохнуть, и тут женачинаешь кашлять. Смотришь с надеждой на окна, постоянно плотно закрытые,однако Пайкавей никаких намеков не понимает.

– Как ты думаешь, почему он хочет тебя видеть?

– Не могу себе представить, – сказал Томми. – Он ссылаетсяна Робинсона.

– Это того, который желтый? Широкое желтое лицо и сплошнаясекретность?

– Ну да, тот самый, – подтвердил Томми.

– Ну что ж, – сказала Таппенс. – Возможно, то, во что мысейчас впутались, тоже совершенно секретно.

– Маловероятно, принимая во внимание, что все этопроисходило – если вообще происходило – давным-давно, даже Айзек ничего непомнит.

– У новых грехов старые тени, – сказала Таппенс. – Такгласит пословица. Впрочем, я не совсем уверена. У новых грехов старые тени. Илинаоборот: старые грехи отбрасывают длинные тени.

– Брось ты это. Ни то ни другое не звучит.

– Сегодня днем я собираюсь поговорить с фотографом. Нехочешь пойти со мной?

– Нет, – отказался Томми. – Я, пожалуй, пойду и искупаюсь.

– Искупаешься? Но сегодня ужасно холодно.

– Ничего. Мне как раз и нужно что-то холодное, бодрящее иосвежающее, чтобы смыть с себя всю эту грязь, прах и паутину, которые облепилименя, – я чувствую их на шее, на ушах и даже между пальцами ног.

– Да, действительно, это грязная работа, – согласиласьТаппенс. – Ну а я все-таки хочу заглянуть к этому мистеру Даррелу – или онДарренс? Кстати, Томми, тут еще одно письмо, которое ты не распечатал.

– Вот как? А я и не заметил. Ну-ну, это может бытьинтересно.

– От кого оно?

– От одной из моих помощниц, – ответствовал Томми голосом,исполненным важности. – Той самой, которая все это время разъезжала по Англии,не выходила из Сомерсет-Хаус, разыскивая свидетельства о смертях, браках,рождениях. Ей приходилось рыться и в газетных подшивках, и в документах,касающихся переписи населения. Она отличный работник.

– Отличный работник и красивая женщина?

– Не настолько красивая, чтобы ты обратила на нее внимание,– ответил Томми.

– Очень рада, – сказала Таппенс. – Понимаешь, Томми, теперь,когда ты начинаешь стареть, у тебя вполне могут появиться довольно опасныемысли по поводу красивых помощниц.

– Разве ты в состоянии оценить, какой у тебя верный муж? –горько сказал Томми.

– Все мои подруги постоянно мне твердят, что про мужейникогда ничего нельзя сказать наверняка.

– Просто у тебя плохие подруги.

Томми пересек Риджент-парк, а потом долго ехал помногочисленным улицам, на которых ему уже давно не доводилось бывать. Они сТаппенс жили когда-то неподалеку от Белсайз-парка, и он вспомнил, как онигуляли в Хэмпстед-Хит, – у них тогда был пес, обожавший эти прогулки. Оченьсвоевольный пес. Когда они выходили из дому, он всегда норовил повернутьналево, на дорогу, которая вела в сторону Хэмпстед-Хит. Все попытки Таппенс иТомми заставить его повернуть направо, в сторону магазинов, обычно оканчивалисьнеудачей. Это была такса по имени Джеймс, в высшей степени упрямое животное. Онрастягивался на тротуаре во всю длину своего похожего на сосиску тела, онвысовывал язык и всем своим видом показывал, как ему тягостно оттого, что егохозяева не понимают, какая прогулка ем требуется. Проходящие мимо люди обычноне могли удержаться от комментариев.

– Посмотри-ка на эту миленькую собачку. Вон ту, с белойшерсткой. Она похожа на сосиску, правда? А дышит как, бедняжечка! Его хозяеване желают вести его туда, куда ему хочется. Он совсем изнемог, это простоужасно.

Томми брал у Таппенс поводок и тащил собаку в направлении,противоположном тому, куда ей хотелось идти.