Химмельстранд. Место первое - Йон Айвиде Линдквист

Посреди стонов, плача, приходящих и уходящих соседей он постепенно осознал: отец не вернется никогда. И решил, что никогда не будет есть этот шоколад.

Весь вечер Дональд просидел с плиткой на коленях на шатком стульчике под дубом, где раньше висели качели, сделанные из автомобильной покрышки, и отец, смеясь и шутливо пугая сына: «Сейчас улетишь в небо», раскачивал его, а он визжал от счастья и приятного страха.

Постепенно он примирился с мыслью, что никогда не увидит отца. Что отец как живой человек уже не существует и никак не может ни помочь, ни помешать ему в его жизни. Что отец уже ничего не значит для него… Но еще страшнее и непостижимее была мысль, что он сам уже ничего не значит для отца, что глаза его никогда не остановятся на Дональде, потому что они погасли. Они мертвы, глаза его отца. И это значит, что сам Дональд тоже в каком-то смысле перестал существовать. Он сидел на стуле и с каждой секундой становился легче и прозрачней. Все, что составляло его жизнь, постепенно растворялось в беспощадной кислоте вечности.

Ночью он лежал в своей постели и смотрел в потолок, прислушиваясь к всхлипываниям матери за стеной. Лежал долго и не мог… вернее, не хотел заснуть.

Потом встал. Взял плитку шоколада, осторожно развернул и долго смотрел на аккуратные золотисто-коричневые клеточки, уже начавшие подтаивать от тепла его рук. Отломил большой неровный кусок, сунул в рот и проглотил, почти не жуя и не чувствуя вкуса. Потом другой, третий… его затошнило, и он, еле удерживая позыв на рвоту, побежал в туалет.

* * *

Карина, Эмиль, Петер, Леннарт и Улоф собрались вокруг кемпера. Стефан к тому времени уже встал, отряхнулся и поднял телефон. Потер ушибленное плечо.

– Покрытие есть. Я только что звонил маме. – Лицо его исказила горестная гримаса.

Только Карина поняла почему.

– Что она сказала? Как Бенгт?

Стефан промолчал, но взгляд его был достаточно красноречив. Она хотела еще что-то спросить, но Петер ее опередил. Пружинистый шаг, прыжок – и он оказался на крыше рядом со Стефаном. Достал айфон, посмотрел на дисплей и покачал головой:

– Ноль.

– Повыше, – кивнул Стефан. – Я стоял на стуле. Граница где-то там, метрах в двух. К тому же у меня вот это, – он показал свой телефон Петеру.

Петер перевел взгляд со своего айфона последней модели на «Нокию» Стефана. «Бугатти» и «вольво-240». Другой век. Но, говорят, у старых мобильников прием лучше.

– Можно? – он потянулся за телефоном Стефана.

Стефан отвел руку.

– Аккумулятор садится очень быстро. Если звонить, надо быть уверенным, что дозвонимся.

– А как мы можем быть уверены?

– Надо подняться как можно выше.

Оба одновременно уставились на небо, словно ожидая, что сейчас оттуда спустится веревочная лестница.

Леннарт прокашлялся и поднял, как в школе, руку – попросил слова.

– Извините… вы сказали, что говорили с вашей матерью?

– Да.

– И она вас тоже слышала?

– Да.

– Спасибо. Это все, что я хотел спросить.

Улоф уставился на него с недоумением. Леннарт пожал плечами.

Все замолчали, обдумывая новость. Тишину первым нарушил Эмиль.

– Мам, – спросил он, прижимаясь к бедру Карины, – а мы скоро поедем домой?

* * *

Секрет удавшихся коричных булочек – количество оборотов. Важно раскатать тесто как можно тоньше, прежде чем намазать его маслом и смесью приправ и свернуть в рулет. Обычно достаточно четырех движений скалкой, в кондитерских обычно делают пять оборотов, а Майвор раскатывает семь раз.

Детям не должно быть стыдно, когда их просят принести в школу домашние лакомства для продажи на какой-нибудь детской ярмарке. Ее булочки расхватывают в одно мгновение. Люди, ничего не понимающие в стряпне, удивляются – почему именно эти булочки такие вкусные и такие воздушные, а те, кто знает, подмигивают:

– Семь раз, Майвор? Как всегда?

И не просто семь оборотов – важно, каких оборотов. Не все умеют обращаться со скалкой, найти нужную пропорцию, когда следует нажать посильнее, а когда дать скалке поработать собственным весом. И, конечно, не жалеть масла в тесто, чтобы не прилипало к столу.

Тут-то и главная закавыка. Разделочный столик в кемпере крошечный. Чтобы напечь булочек на всю компанию, придется разделить тесто на семь, а то и восемь комков и раскатывать по одному. Надо признаться – удовольствия мало.

Она достала муку, молоко, сахар, дрожжи, масло, корицу и кардамон. Скалку, половник, скребок. Духовка неплохая, а для полевых условий – просто замечательная. Хватит на две закладки. Замесила тесто и накрыла полотенцем.

Одна беда – мало места на столе.

Сколько раз самые ее лучшие намерения разбивались в пух и прах из-за каких-то пустяковых причин, из-за мелочей существования, из-за непонимания окружающих! Если бы за каждый такой случай ей платили десять крон, она была бы богаче царицы Савской.

Дети, давайте слепим снеговика – снег сухой. Смотри, Дональд, какой славный свитер я тебе нашла – шею режет. Соберемся вечером, я испекла чудесные кексы– все уходят по своим делам. Правда, вкусно? – «Не разберу, простужен».

И так далее, так далее, так далее…

Она сжала кулаки. Дональд сгорбился на диване и беззвучно шепчет что-то одними губами. Абсурдный человек. Майвор помнит письмо от него – давным-давно, еще до свадьбы. Вернее, не все письмо, а последнюю строчку.

Ты – моя мечта.

Кто бы мог предвидеть?

Она смахнула слезу. Все надо называть своими именами. А выдумка Дональда, что ее якобы не существует, что она всего лишь плод его фантазии, – неслыханная наглость. Кто воспитал его детей? Кто вел хозяйство? Кто стирал его белье? Кто выстрадал десятки вестернов в кинематографе? Плод фантазии?

Ну ладно, не стоит преувеличивать. Вестерны она и сама любила.

Майвор посмотрела на лысую голову мужа, ту самую, в которой, по его дурацкой теории, она только и существовала. Перевела взгляд на пекарские доспехи. А что, если…

Нет, Майвор. Еще чего. Укокошить мужа скалкой! И тут же вспомнила таинственные знаки на стенке кемпера. А почему бы и их не стереть?

– Дональд, можешь пересесть? Тесто подошло.

– Зачем?

– Я буду печь булочки.

– Печь?

– Да, печь.

– Зачем?

Господи, как она устала! Иногда кажется, что провела в подобных препирательствах всю жизнь… Майвор добавила металлических ноток, которыми пользовалась очень редко.

– Дональд! Пересядь. И немедленно.