Безумие на двоих - Алекса Гранд

Ошибается. Как и всегда в случае со мной.

– Нет. Я не собираюсь косить.

Заявляю уверенно и едко хмыкаю, скрещивая руки на груди. Широко расставляю ноги и, продолжая опираться на диван, изучаю обстановку выхолощенного помещения. Безликое кресло, нейтрального цвета шторы. Мамины фотографии давно исчезли из этого кабинета. Теперь в посеребренной рамочке красуется снимок другой женщины. И это, как ни странно, сейчас уже меня не царапает.

– Что тогда? Хочешь часть потеплее?

– Не угадал, бать.

Я отрицательно качаю головой и пару секунд наслаждаюсь его замешательством. Не удивительно, что мы так сильно отдалились после случившейся трагедии. Никто из нас не попробовал узнать, что гложет другого.

– Обещание с тебя хочу взять.

– Ты? С меня?

– Ага, – сообщаю невозмутимо и вытаскиваю на одном выдохе. – Дай слово, что не прекратишь финансировать мамино лечение.

Озвучиваю самое сокровенное и ногти в ладони вгоняю, отчаянно нуждаясь в гарантиях. Я не боюсь жестокой муштры, не парюсь по поводу дедовщины и с легкостью оттарабаню хоть двойной, хоть тройной срок. Если буду знать, что с мамой здесь все в порядке.

– Обещаю…

Саша, три месяца спустя

– Да, да. Пять минут, и выхожу.

Устало хмыкнув, я сообщаю шипящей на меня трубке и отключаюсь, замерев перед зеркалом. Критично изучаю свое отражение, торопливо стягиваю отросшие до поясницы волосы в высокий хвост и прибегаю к безотказной дыхательной гимнастике.

Трачу еще какое-то время на то, чтобы замазать синяки под глазами корректором, выделить скулы хайлайтером и придать щекам здорового румянца. Мажу губы персиковым блеском и глубже запахиваю полы светло-бежевого длинного пальто, скатываясь по лестнице.

На пару секунд мешкаюсь в коридоре, шнуруя белые кроссовки на высокой платформе, но этого оказывается достаточно, чтобы мама выплыла из кухни на шум и смерила меня заботливым взглядом Шерлока Холмса. Пытающегося найти во мне признаки изможденности и глубокой депрессии.

– Я блинчиков напекла. С творогом. Твои любимые. Покушаешь, дочь?

– Нет, спасибо, мамуль. Меня Аня уже заждалась.

Я вежливо отказываюсь и цепляю на лицо дежурную улыбку, притворяясь, что со мной все в порядке. Что сердце давно работает в нормальном ритме, больше не щемит под ребрами, и слезы не норовят пролиться неконтролируемым потоком. Что я не переживаю, как там Матвей в своей армии, не загибаюсь без него и не забрасываю сводного брата сообщениями, на которые он упорно не отвечает.

– Куда вы, Сашуль?

– В торговый центр. По магазинам прошвырнемся, там что-нибудь перекусим.

Ложь слетает с языка, на удивление, легко и не вызывает ни капли дискомфорта, усыпляя бдительность моей чересчур мнительной родительницы. И я этим бессовестно пользуюсь, выскальзывая за дверь, и продолжаю утаивать, что в двух кварталах за поворотом меня ждет никакая не Анечка, а Игнат Крестовский в ярко-оранжевом Марковнике.

Призывно мигает фарами, стоит мне выскочить из-за угла, и нажимает на кнопку, врубая радиоприемник, заполняющий салон звуками пронзительной музыки, разрывающей душу. А я не узнаю в этом серьезном повзрослевшем за несчастных три месяца молодом мужчине прежнего рубаху-парня Креста, способного рассмешить окружающих одной только фразой.

– Привет, Саш.

– Здравствуй, Игнат.

Я тепло приветствую одногруппника и, повинуясь укоренившейся привычке, первым делом застегиваю ремень безопасности. Только после этого лезу в маленький рюкзачок, покоящийся у меня на коленях, и извлекаю оттуда сырники, которые, как мама уверена, я съела на завтрак.

– Угощайся.

– Ты-то сама когда последний раз нормально питалась?

Крест смотрит на меня с укором, но я лишь небрежно веду плечам и приклеиваюсь к запотевшему от моего дыхания стеклу. Намекая каким-то чудом втершемуся в мое доверие и ставшему приятелем Крестовскому, что пора трогаться. Пока, не дай бог, Сергей Федорович не решил куда-то смотаться.

– Ладно-ладно. Заткнулся.

Быстро сдается Игнат, пару месяцев назад убедившийся в том, что спорить со мной бесполезно, и осторожно стартует. Не подрезает никого, не лихачит, не нарушает правил. Помнит, что я по-прежнему боюсь большой скорости и непогоды.

Отстукивает рваный ритм по затертой оплетке руля и без происшествий доставляет нас к зданию клиники, паркуя авто рядом со входом. Достает из внутреннего кармана косухи пачку сигарет, вертит ее в длинных пальцах и убирает обратно, что-то для себя решив.

– Сама?

– Ага. Спасибо, Игнат.

Обмениваемся непонятными человеку со стороны репликами и расходимся по разным сторонам. Крестовский вскарабкивается на капот Тойоты и в очередной раз начинает шерстить соц сети в поисках крупиц информации о своей бывшей. Я же поправляю задравшийся воротник пальто и прочесываю спутавшиеся волосы пятерней, направляясь к парку, раскинувшемуся слева от больницы.

Дрожу от лихорадочного волнения, хоть приезжаю сюда не впервые, и выхватываю из нескольких силуэтов нужную мне фигуру. Едва не срываюсь на бег, стремительно преодолеваю жалкие метры и с трепетом наблюдаю за тем, как невысокая худая светловолосая женщина делает неуверенные осторожные шаги.

– Сегодня десять.

Она гордо сообщает мне, лучась мягким волшебным светом, и опускается на лавочку, похлопывая ладонью по полированному темно-коричневому дереву. Дышит прерывисто, оттирает со лба блестящие капельки пота и выглядит по-детски счастливой.

– Это прекрасно, Марина Марковна! Просто замечательно.

– А у тебя как дела, Сашенька? Матвей не объявлялся?

Без злого умысла интересуется Зимина, мне же приходится заталкивать в легкие новую порцию воздуха и смаргивать влагу с ресниц.

– Отцу не пишет, мне тоже. С одногруппником периодически общается.

Говорю вроде бы спокойно, а по ощущениям, как будто стекловату жую, закусывая канцелярскими кнопками. От Крестовского я знаю, что Мот попал на Урал в мотострелковые войска. Что он наладил отношения с каптером, послал военного психолога на все органы ниже ватерлинии и разругался с ротным, поэтому теперь не вылезает из нарядов. А еще совершенно не парится по поводу службы и ее тягот и не собирается комиссоваться из-за какой-нибудь вымышленной болезни или просить Сергея Федоровича перевести его обратно в Москву.

Бережно прокрутив имеющиеся в памяти факты, я вцепляюсь пальцами в полы пальто и возвращаю на лицо непринужденную улыбку. Торопливо меняю тему и хочу быть источником положительных эмоций для Марины Марковны особенно тогда, когда в ее состоянии наметился существенный прогресс.

Рассказываю ей о том, что подтянула учебу, закрыла хвосты с первого семестра и записалась на плавание. О том, что не пропускаю пары, тщательно готовлюсь к практическим занятиям и планирую дополнительно изучать испанский. Только молчу о том, что делаю все это лишь для того, чтобы занять время и заполнить образовавшуюся после отъезда Матвея пустоту.