Каждый второй уик-энд - Эбигейл Джонсон

Адам

Я не виделся с Эрикой уже целую неделю. Вернувшись в школу после прогулки с Джолин, я испытал облегчение, когда узнал, что Эрика уже ушла на репетицию спектакля (великое облегчение, поскольку прощальные объятия с Джолин на школьной парковке были слишком долгими, чтобы я мог объяснить это своей девушке). А потом Эрика заболела на День благодарения и пропустила несколько дней занятий, и у меня появилась куча времени, чтобы возненавидеть себя за то, как я с ней обращался.

Отвращение к себе было со мной и в следующий четверг, когда я помогал маме мыть посуду – я ополаскивал, она загружала в посудомоечную машину, – пока она не уперлась бедром в край стола и не перехватила мою руку на полпути к следующему стакану.

– Адам. – Она убрала прядь волос с моего лица. – Ты где-то очень далеко.

Так оно и было, и я мысленно добавил мамино имя к списку незаслуженно обиженных мною. Следующий уик-энд, уже шестой по счету, нам с Джереми опять предстояло провести вдали от нее, и признаки надвигающейся разлуки с каждым разом начинали проявляться раньше. Они угадывались в ее напряженных плечах, в ее шагах, порхающих мимо наших спален всю ночь напролет, в том, как она тянулась к нам, чтобы лишний раз прикоснуться, как будто пытаясь сохранить ощущение наших тел на те дни, когда нас не будет рядом. Это все равно что наблюдать, как ее сердце медленно разбивается на куски, и обычно ближе к пятнице я старался отвлечь ее какими-то делами и разговорами, развеселить и заставить смеяться. Но в тот день я изменил своим правилам и угрюмо молчал, пока ополаскивал посуду в раковине.

– Извини, мам. Я думал о том, что мне нужно сделать, и о том, как мне не хочется этого делать.

Я мог бы поговорить с Грегом о Джолин и Эрике. Он не стал бы глупо шутить, как это сделал бы Джереми. Он бы меня выслушал, дал совет, а потом похлопал бы по плечу и сказал, чтобы я оставался тем, кем хочу быть.

Я не хотел быть тем, кто изменяет своей девушке, и с каждым уик-эндом, проведенным с Джолин, мне становилось все труднее сдерживаться. Я уже слишком близко подошел к тому, чтобы переступить эту черту, и в следующий раз мог бы это сделать. Я знал, что так и будет. Вернее, я бы попробовал, и она, вероятно, содрала бы с меня кожу живьем. Джолин никогда бы не позволила мне заставить ее играть ту роль, которую сыграла Шелли.

И я бы никогда не поставил ее в такое положение.

– Это из-за девушки? – спросила мама.

– Девушек, – сказал я, делая ударение на множественном числе. Она отступила.

– Адам Ной Мойнихэн.

Я улыбнулся ей.

– Да ладно, мам, ты же знаешь, что я бы так не поступил.

Она склонила голову набок и улыбнулась в ответ.

– Ну, тогда расскажи мне, что ты подразумеваешь под девушками. Я думала, что ты и Джолин…

Опустив голову еще ниже, я вытащил свой телефон и ткнул пальцем в нашу первую фотографию, у дерева рядом с папиным домом, на которой я выглядел копией брата.

– Она не моя девушка. Она – моя соседка, которая мне даже не понравилась поначалу, я позировал для этих фотографий, чтобы отвлечь тебя.

– Ты… что? – Мамин голос дрожал, и я не мог сказать, связано это с фотографией, которая так поразила ее в первый раз, или с моим признанием.

– Теперь между нами нечто большее. – По крайней мере, для меня, но дело не в этом. – Я думал, что помогаю тебе, – добавил я, потому что она выглядела… обиженной.

– Обманывая меня?

– Я хотел, чтобы ты думала о чем-то еще, кроме того, что скучаешь по нам с Джереми. И по папе. – Я не назвал Грега, но она и так знала, что я имею в виду и его тоже.

– Адам, это не твое дело.

Разве?

Она подвела меня к усеянному янтарными пятнами обеденному столу с резной отделкой, и я невольно вспомнил отца, рассказанную им историю и его страдающее лицо. Впервые я позволил себе подумать о нем, одиноком в той квартире, тогда как мама, Джереми и я были вместе.

– Расскажи мне о девушках.

Я сложил руки на столе и рассказал почти все. Рассказал, как Джолин согласилась помочь мне сделать фотографии, как мы стали друзьями, как еще прежде, чем я осознал это, у меня возникли к ней более чем дружеские чувства, что делало меня полным придурком, потому что я наконец получил расположение девушки своей мечты здесь, дома.

На этом месте мама зажала рот рукой, и я уже начал беспокоиться, что мое признание серьезно понизило ее мнение обо мне, когда сквозь ее пальцы просочился смех, сначала приглушенный, а потом все более громкий, когда она оставила попытки сдержать его.

Я откинулся назад.

– Я рад, что ты находишь мою боль смешной.

– Нет, это не смешно. – Она потянулась к моей руке. – Дорогой, ты должен быть честен с той, другой девушкой.

– Ее зовут Эрика. И да, я все понимаю. Просто… она знает, что очень давно нравится мне, и если расстаться с ней так быстро, получится, что я просто морочил ей голову. Я не хочу так с ней поступать.

– Если она хорошо тебя знает, то никогда так не подумает.

Но я не был в этом уверен.

– К тому же Джолин знает, что у меня есть девушка, и, похоже, не возражает. Во всяком случае, не реагирует так, как это сделал бы я, если бы у нее был парень.

На это мама лишь улыбнулась.

– Дай мне посмотреть твой телефон. – Когда я протянул ей мобильник, она открыла нашу переписку и, придвинувшись ко мне, чтобы мы оба видели экран, прокрутила наши совместные фотографии, десятки и десятки фотографий нас двоих – гораздо больше, чем я намеревался снять для мамы. На одной из последних фоток мы лежали на снегу, замотанные одним красным шарфом, прижимаясь друг к другу головами. Виднелись только наши глаза, но было ясно, что мы смеемся.

Я хотел возразить, что эти фотографии сделаны исключительно для того, чтобы заставить ее поверить во что-то ненастоящее, но чем дольше я смотрел на них, чем отчетливее вспоминал каждое мгновение, тем меньше уверенности во мне оставалось.

– Может быть, она переживает больше, чем показывает, – сказала мама, возвращая мне телефон. – И больше не обманывай меня ради того, чтобы мне стало легче, хорошо?