Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов

— Значит, мы у вас все под присмотром? — поразился Бурмакин.

— Под колпаком, — подтвердил Переплут, — но я решил не просто сверху на вас глазеть, а спуститься на Землю, встретиться с тобой и поквитаться. Правда, Верховные Боги были против, и мне пришлось пойти в самоволку.

— Э-э-э, Переплут, да ты хулигаа-а-ан.

— Не без этого. Люблю пошалить и набедокурить.

— И не трогают тебя Верховные Боги?

— Не а.

— Врё-ё-ёшь. Каждую неделю, небось, на ковёр вызывают.

— На ковёр из облаков, — хохотнул Переплут, — у нас, как и у вас, пока не рвёшься к власти, не устраиваешь митингов и не выносишь сор из избы — никому ты на фиг не нужен.

— А есть такие, что рвутся?

— Сколько угодно. Таких Божков мёдом не корми, только дай к власти пробраться. Их уж и под землю низвергают, и в морскую пучину командируют, и на Эверест зафутболивают. А им, дурням, всё равно неймётся.

— А тебе, типа, власть не нужна?

— На черта она мне сдалась? «Мама — анархия, папа — стакан портвейна».

— Ты что, и Витю Цоя слышал? — ороговел Бурмакин.

— Конечно. Я и Сашу Башлачёва знаю. Все, кто пишет и поёт о хмельных напитках — мои друзья. Это и Ваня Барков, и Гена Шпаликов, и Веничка Ерофеев, и Серёжа Довлатов, и Володя Высоцкий, и Майкл Науменко, и Боря Гребенщиков, и Миша Кочетков. У меня много друзей.

— Насчёт власти я с тобой согласен, — умудрёно прищурился Бурмакин, — я, что такое власть, ещё в четвёртом классе прочухал, а некоторые дундуки до седых волос доживают, а всё никак не могут разобраться.

— А ты, значит, уже в десять лет всё просёк? — усмехнулся Переплут, — вундеркинд ты, Ванятка.

— Я был развитым ребёнком, — отчеканил Бурмакин, — на уроке истории я спросил учительницу, чтобы случилось, если бы решающую битву выиграл не Красс, а Спартак? Римские легионы наголову разбиты, а бывшие рабы берут власть в свои руки. Знаешь, что она мне ответила?

— ?

— Ничего бы кардинальным образом не переменилось. Бывшие рабы сидели бы на трибунах в белоснежных тогах и показывали большим пальцем вниз, а вчерашние патриции рубились бы и гибли вместо гладиаторов на арене. И всё. Рабовладельческий строй бы не пошатнулся, система товарно-денежных отношений не пострадала и осталась той же.

— А если бы Спартак захотел устроить коммунизм уже тогда? — подмигнул Переплут.

— Я задал тот же вопрос. Историчка была лаконична: «у него ничего бы не получилось, а если бы он стал настаивать, его бы задушили свои же. Нельзя перепрыгивать из одного общественного строй в другой по человеческой прихоти».

— Правильно сказала. Люди ничего не решают, всё решают Боги.

— Ты не забыл, что я агностик?

— Ещё помню. Но без Богов всё равно нельзя, самим вам не управиться, дефективным.

— С чего ты взял?

— Вы же, люди, как дети неразумные, — укорил Переплут, — вас в ежовых рукавицах нужно держать. Вам же каждый шаг нужно подсказывать, от ошибок предостерегать и мировоззрение навязывать.

— А мы всё равно будем отстаивать свои взгляды, — набычился Бурмакин.

— Дети обычно отстаивают свои взгляды, стоя в углу, — отрезал Переплут.

В дверь позвонили. Ваня, понурив голову, пошёл открывать. Он решил, что это пришли возмущённые соседи, или брошенный в набежавшую волну государственный чиновник, или участковый, или квартирная хозяйка… Да мало ли кто мог прийти к нему после невиданного доселе пивного потопа. Однако за дверью оказался незнакомый молодой человек приятной наружности в джинсовом костюме. Он бесцеремонно оттолкнул Бурмакина и ворвался в квартиру.

— Ну, что, не ждали?! — завопил он с порога.

— Вы кто? — открыл рот Иван.

— Припекала, — представился незнакомец, — славянский Бог любострастия, покровитель ходоков и половых агрессоров.

— Кто?! — обалдел Бурмакин, — ещё один Бог?! Вам что здесь, Пантеон что ли?!

— Ну, вот, явился, не запылился, — нахмурился Переплут, — чего припёрся?

— Не одному тебя по самоволкам шастать, — осклабился Припекала, — ну, как тут местные девы? Заждались меня?

— Им только и дела, что тебя ждать, — съязвил Переплут.

Припекала взял с журнального столика мокрый журнал «Playboy», деловито полистал и, кажется, остался доволен.

— Ух, ты, какие ляльки, — потёр он руки, — работы у нас с вами, браты, — непочатый край. Так, в кого же мне превратиться? Насколько я помню, сейчас главный секс символ — Брэд Питт. Им, пожалуй, и обернусь.

Припекала, мгновенно обернулся голливудской звездой, теперь его даже родная мать не отличила бы. Конечно, имеется ввиду родная мать Брэда Питта. В дверь снова протяжно позвонили.

— Кого там ещё чёрт принёс?! — взбесился Бурмакин.

— Ещё одного славянского Бога, — схохмил Припекала.

— Боги, а туда же. И все ведь в Москву лезут, провинциалы опереточные, — проворчал Ваня, отпирая дверь, — понае-е-едут, понимаешь. Достали вы меня уже, замкадыши.

Наконец, дверь отворилась, Переплут и Припекала с интересом выглянули из прихожей. За дверью стояла симпатичная девушка в халатике, с пустым мусорным ведром в руке.

— Богиня, гадом буду, богиня, — облизнулся Припекала, — проходите, девушка, мы вам несказанно рады.

— Я вышла, на лестничную клетку мусор выбросить, а дверь захлопнулась, — пожаловалась соседка, — вы мне не поможете?

— Конечно, поможем, — в один голос заверили Переплут и Припекала.

— Баба с пустым ведром — это не к добру, — блеснул Ваня знанием народных примет.

— Глупые суеверия и устаревшие предрассудки, — отмахнулся Переплут, проводя хорошенькую гостью в комнату.

— Что это с вашей квартирой стряслось? — оторопела соседка.

— Да сверху затопили, — возвёл на соседей напраслину Переплут, — нужно им, злодеям, гамбургский счёт выставить.

— Хороший сосед — мёртвый сосед, — поддержал его Припекала, — о соседках, естественно, речь не идёт.

— Ой, как же вы на американских артистов похожи, — всплеснула руками девушка, приглядевшись к соседям поближе, — вы их двойники, да?

— Мы — они и есть, — расплылся в плотоядной улыбке Припекала, — я — Брэд Питт, а он — Леонардо ДиКаприо. А вас как звать-величать.

— Юля.

— Очень приятно.

— А почему вы так чисто по-русски говорите? — закокетничала девушка, — объясните мне, пожалуйста.

— А мы полиглоты, — подмигнул Припекала, находясь в лощёной шкуре Брэда Питта, — да, Леонардо? У нас в Голливуде все-е-е полиглоты.