Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов

— Переплут, собирайся скорей. Юленька подругу свою пригласила.

— Мне собраться, как голому подпоясаться.

— А я-я-я? — прогундел Бурмакин.

— А мы-ы-ы? — запищали Еря со Спирей.

— Нишкните, — цыкнул на анчуток Переплут, — ваше место в бане.

— Ты, Ваньша, тоже в пролёте, — хмыкнул Припекала, — у Юли «двушка». Значит, третий — лишний.

— Тоже мне Боги. Ведёте себя, как менагеры командировачные, — надулся Бурмакин.

— Как кто? — притормозил Переплут.

— Менеджеры, — пояснил Бурмакин.

— А-а-а. Так оно и есть, только мы не какие-нибудь там менагеры, а храбрые прогульщики и отчаянные дезертиры, — поправил Припекала.

— Так я, значит, в пролёте?

— Что ты предлагаешь?

— Сюда девиц пригласить, — намекнул Ваня.

— Как-то у тебя здесь неуютно, — заметил Переплут, — неказисто, сыро, грязно и прокисшим пивом с гарью разит. Развёл тут, понимаешь, свинарник.

— До вас, лимита, уютно было! — пылая от обиды, засопел Бурмакин, — девушкам, во всяком случае, нравилось!

— Ну, не знаю, не знаю. Ладно, не желаешь фильм о своём пращуре Велеславе посмотреть?

— Не желаю!

— А придё-ё-ётся.

Переплут провёл ладонью перед лицом Бурмакина, тот рухнул на диван и погрузился в нечто похожее на гипнотический сон. Ваня мгновенно перенёсся на многие века назад, когда ещё не было христианства, и люди общались с Богами так же запросто, как с соседями по лестничной клетке.

На картине внутреннего взора, как на экране кинотеатра, Бурмакин увидел леса дремучие, да реки быстрые и прозрачные, топи непролазные, да диких зверей великое множество. А вот людских поселений, тех, негусто было. Увидел Иван одно из таких городищ, и диву дался: стоят избёнки деревянные, наличниками украшенные, пожухшей соломой покрытые. Вокруг частокол, а на частоколе том — смотровая вышка. (В общем, как в современных, захудалых деревнях, откуда вёл свой род и сам Бурмакин, только без частокола и вышки). А ещё застал Ваня конкретную разборку между седобородым старцем и красивым парнем. (Говорили они на стародавнем языке, но внизу экрана бежали субтитры, так что Бурмакин без труда понимал, о чём идёт речь). Очень уж осерчал старикан, посохом о землю колошматил и пытался им юношу отлупцевать, а тот уворачивался ловко, да только посмеивался.

— Переплут, ты мою Любомилу не тронь.

— Нужна она мне, — смеялся парень, поглаживая бородку.

— Не тронь, говорю, мою дщерь, не то беду на себя накличешь. Это я тебя, как заслуженный волхв, предупреждаю. Велес про то прознает и всенепременно тебя наказует. Нашлёт на тебя, на гулёну блудливого, своих карачунов, мало не покажется. Любомила, между прочим, его крёстная дочь. Так что внемли моему мудрому совету — не тронь её.

— То есть всех дев тронь, а твою дщерь не моги, да?

— Я предупредил. Тебе же, охальнику, добра желаю.

— Себе ты добра желаешь, а не мне. Жадён ты, Велеслав, и скупердяист, так и скажи. А то Велесом пугаешь, карачунами грозишься. А на поверку работницу из дома отпускать не хочешь, чтобы она горбатила на тебя от зари до зари, да тятеньку содержала, пока он мухоморами закидывается.

— Это всего один раз было, — кашлянул Велеслав.

— Ага, рассказывай, ты же каждый день прёшься. Ну, и как, хорошо мухоморы вставляют?

— Не твоё дело.

— Видать, хорошо, если ни одного мухомора за десять вёрст не сыскать.

— Ты хочешь сказать, что я на грибы подсел?

— Знамо дело. Но я тебя не обвиняю, каждый прётся, как может.

— Я будущее своего рода просекаю, — надулся Велеслав, — я, можно сказать, на заклание себя отдал. Всё за ради людей, всё за ради добрых дел.

— Сделай перерыв, — посоветовал Переплут, — отдохни. Лучше сыроежками похрусти, здоровей будешь.

— От сыроежек не тащит, — вздохнул Велеслав, — только в брюхе бурчит.

Бурмакина затрясло. Из параллельного мира донёсся нетерпеливый голос брата два:

— Вань, где у тебя презервативы?

— Что?!

— Презервативы где? Девчонки упёрлись и без них ни в какую.

Бурмакин вышел из анабиоза и сообразил, что это Переплут трясёт его плечо и требует изделие № 2.

— Вы что там, совсем, очумели?

— Да очнись ты, наконец. Где у тебя презервативы?

— Посмотри в ящике стола, там целая коллекция.

— О-о-о, кажется, нашёл. А ты смотри про Велеслава, смотри, не отвлекайся.

Ваня снова провалился в глубокую старину.

Воды озера были темны и прохладны. Звёзды спрятались, и только месяц украдкой, из-за туч, подглядывал за голыми девами. А девы шумно плескались, ныряли, шутя, топили друг друга, их длинные волосы плыли по воде словно змеи, а грудь молочно светилась в темноте. Их призывной смех и визг далеко разносились в ночном воздухе. Два рослых, красивых, бородатых парня сидели в кустах нагишом и ждали начала празднества, до него оставались считанные минуты. Когда дева ныряла и её попка на миг мелькала из воды, Припекала, азартно бил себя по коленкам и повизгивал.

— Эту облагодетельствую, эту и эту. И ещё эту. И ту, и ту, и вон ту. И ту, конечно. Разве можно такую красу пропустить? — показывал он пальцем на дев, подпрыгивая от нетерпения.

— Парням-то местным хоть кого-нибудь оставь, дрын женонеистовый.

— Перебьются.

— Делай, что хочешь, забабенник, но Любомила моя, — предупредил Переплут, — к ней не лезь.

— Да пожалуйста.

— Велеслав, представляешь, скупердяй эдакий, весь мозг мне вынес, Велесом грозился, карачунов приплёл. Не тронь, мол, Любомилу, не буди Лихо, пока оно тихо.

— Велеслав — из волхвов, с ним лучше не связываться. Тебе что, других дев мало?

— А я, именно, её хочу.

— Тогда не парься, сердце — лучший вещун. Вон те две тоже ничего, я их себе на сладкое оставлю.

Ударило било. С первыми его раскатами в озеро стали прыгать молодые ребята и плыть по направлению к девушкам. Переплут и Припекала тоже сиганули в воду и стали выбирать себе пару. Над озером поднялся шум и гам, голые людские тела замельтешили в воде, как рыбы на нересте. Ночь обещала быть поро-о-очной, но тут на берег приковылял седобородый старец и началось:

— Угомонитесь, девицы и вьюноши, — загундел Велеслав, — воззрите на птиц небесных. Они не умеют думать, но это не мешает их полёту. Воззрите на зверей лесных. Они не ищут смысла жизни и потому не ведают тоски. Успокойтесь, двуногие твари, вам отмерено не так много лет, чтобы предаваться унынию по неизведанным порокам. Будьте добрей и добродетельней, ибо бесноватость стучится в ваши сердца и тени, исходящие от вас, заслоняют вам солнце.