Лавандовый раф, 80% арабики - Елена Михайловна Аксенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так моя работа была сделана и нужно было занять себя чем-то. Прозвучит нагло, но везде ты берёшь себя. В Москве или в Риме мне жутко не хватало мужчины рядом, человека, который поймёт меня, который разделить со мной будни. Да, красивый античный город и свободное время – прекрасный повод порадоваться. И я радовалась. Но зияющая пустота внутри, окружающая моё сознание всё чаще, сводила с ума и заставляла чувствовать себя без важной части, на четверть несчастной, даже в самые удивительные моменты.
И я вернулась в номер с маленькой книжкой итальянских стихов, которые неумело читала вслух, закусывая Пармской ветчиной и свежим хлебом. Ристретто всё ещё гулял в крови, бодря мою и без того буйную кровь.
Артур позвонил, когда я уже почти задремала над книгой. Его голос был взволнованным, наверное, потому что мы так и не поговорили нормально после того самого известия.
– Привет, всё нормально?
– Привет, да, – я помедлила немного, закладывая страницу и переворачиваясь на спину. Мы всегда говорила часами. – А у тебя?
– Да, – сзади послышался голос Розы, от которого меня передёрнула. – Слушай, тут появилось сообщение про твоего Рождественского… Короче, его объявили в розыск.
– Ничего себе, – от удивления я вскочила с кровати, но ноги мои стали не устойчивыми. Я села обратно. – Ссылку?
– В вотс аппе.
Я отключилась и тут же прошла на какую-то не самую популярную страницу.
“Завидный холостяк и талантливый бизнесмен. Ему не было равных. Куда же делось молодое дарование знаменитой фамилии? Связано ли это с недавным самоубийством второго отпрыска Игоря Ласневского?”
У меня перехватило дыхание… Игорь, Рождественский. Я пыталась осмыслить то, что прочитала дальше, но в голове стоял туман и мне не удалось разобрать ни слова. Через полчаса лицезрения потолка я позвонила начальству. Никто не верил в самое страшное, ему приписывали романтическое путешествие с какой-нибудь PR-щицей дома Gucci. Я ещё раз убедилась, что людям куда проще верить в то, что не требует затемнения в настоящем.
Я уже не помню, как прошло моё римское мероприятие и как я прилетела в Москву. Судя по тому, что меня не уволили, всё было прекрасно, кроме того, что мой бывших ухажёр убил себя, а возможный ухажёр оказался пропавшим без вести.
Мой приезд выпал на выходные. Я, естественно, позвонила Артуру, потому что нуждалась в нём особенно остро. Но они с Розой купили билеты на концерт, и она так давно хотела сходить на эту группу, и, вообще, не надо беспокоиться, ведь это почти посторонний мне человек. Я повесила трубку с ощущением, что теперь мой лучший друг совершенно чужой мне человек. Ну и не надо, ну и пожалуйста.
Суббота застелила улицы Москвы снежным покрывалом. У меня был пустой холодильник и желание поесть, впервые за эти долгие несколько дней. Я отправилась в свою любимую кофейню, взяла омлет с беконом и сыром, блинчики и самый большой лавандовый раф. Как только с едой было покончено, я почувствовала некоторое облегчение и открыла свой смарт. Лида писала о каком-то новом канале с развивающими лекциями. Крайне не вовремя. Марина отправила как минимум пять взволнованных сообщений, в которых больше угадывалось желание сплетен, чем серьёзное беспокойство за пропавшего человека. Я убрала телефон в сумку, потому что знала, что сейчас меня будет раздражать любая незначительная мелочь.
В подъезде, пока я копошилась в замке, кто-то схватил меня за локоть. От неожиданности я с разворота ударила незнакомца, отчего тот слегка скрючился, но тут же разогнулся.
– Вот это удар! – Рождественский улыбнулся. Что-то в нём совершенно изменилось, что-то, что я списала на трагедию с братом. – Пригласишь внутрь?
Я раздумывала, но впустила. В конце концов, не маньяк же он. Рождественский попросил чай и оглянувшись, сел на стул в самом углу комнаты. Вернувшись с напитками и несколькими бутербродами, я опустилась на диван, служивший мне кроватью, и поставила поднос на стол. Он секунду мешкал, видимо, оценивал, стоит ли поглощать колбасу и сыр, когда на свете есть авокадо и цельнозерновые хлебцы, но всё-таки взял один.
– Ничего не хотите объяснить? – я искала в нём загадку, какую-то тайну, но он казался абсолютно пустым.
– Нет.
– Нужно сообщить твоим, что всё нормально… – я хотела взять телефон в руки, но остановилась. – Вы скрываетесь?
– Ты, – он положил надкусанный бутерброд на тарелку. – Я же уже говорил, чтобы ты обращалась ко мне на “ты”. Почему тебя надо всегда уговаривать? – видимо, он понял моё смущение от такого раздражённого тона, поэтому продолжил мягко. – Я не скрываюсь не от кого, просто мне иногда нужно побыть одному. Я сам приезжаю к родственникам и сказал, что я в командировке. Не думал, что им потребуется срочно разыскать меня. Мама всегда впадает в истерику раньше времени.
– Да, бывает такое, – только вот что он делал у меня. – Вы, то есть ты приехал узнать результаты поездки?
– Все прошло хорошо, я знаю, – он опустил глаза. – Ты уже знаешь про Игоря?
– Да, – я чуть помедлила, – сочувствую вам от всего сердца.
– Он был пиявкой на теле моей семьи, но мы все любили эту пиявку. Я не ожидал, что он дойдёт до такой крайности. Видимо, все самоубийцы выглядят прилично перед смертью.
– Если мы вообще можем как-то оценить состояние другого человека со стороны, – я отпила кофе из своей чашки, от взял свою в руки, но так и не прислонил её ко рту. – Вы читали Толстого? Анну Каренину? – он кивнул. – Левин – хороший пример того, как мысли о кончине могут проникать в самую неожиданную голову.
Я осеклась, потому что такой разговор в контексте Игоря казался преждевременным и кощунственным. Но моя переполненная вопросами голова жаждала объяснений. Я была готова к расспросу, но что-то в его состоянии останавливало меня.
– Чем помочь?
Его яркие глаза впились в меня клещами, я тут же поняла, что именно этого он ждал от меня. Если бы во мне не было столько скромности, я бы просто отказалась от своих слов, но меня одолевали сомнения.
– Сможешь уехать со мной из города на пару дней? – он закусил губу и на секунду мне показалось, что он также сомневается в сказанном, как и я. – Конечно, я понимаю, у тебя своя жизнь.
– Нет-нет, я не против.
