Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Фатьма Джамаль, двадцать шесть лет, замужем, десять детей…

— Сколько? — ахнула Анна.

— Десять, — без тени улыбки подтвердила Марион.

— В двадцать шесть лет?

— Двадцать шесть ей исполнилось три дня назад, — уточнила Марион. И видя, что Анна явно пытается произвести в уме некоторые арифметические действия, помогла ей:

— Ее муж, Карим взял ее в дом, когда Фатьме было шестнадцать.

— Что значит — взял в дом? Женился?

— Согласно семейному кодексу Французской республики в шестнадцать лет Фатьма не могла выйти замуж. Карим взял ее в свой дом согласно законам шариата, получив благословение муфтия.

— Но как же родители позволили? Это же… это же…

— Думаю, имело место изнасилование. Но, к сожалению, на тот момент Фонд был не в курсе ситуации. Фатьма — нелегальная иммигрантка.

— Как так?

— Ее семья въехала во Францию незаконно и очень долгое время скрывалась от иммиграционной службы, меняла место жительства — если только клоповники в Клиньянкуре можно назвать местом жительства. В результате отца и мать Фатьмы все же выслали из Франции. А Фатьме удалось спрятаться. Она попала в детский приют при Парижской мечети. Где и жила два года, пока не попалась на глаза Кариму Джамалю. С той минуты девочка была обречена.

— Как же так? Почему она не обратилась в полицию?

— Девочка шестнадцати лет? Практически сирота? Да она по-французски тогда не говорила. Впрочем, и сейчас еле-еле.

— Но, насколько я знаю, мусульмане крайне отрицательно относятся к сексуальному насилию. Вообще, к насилию. Как же ему сошло с рук?

— Вы правы. Но это случилось десять лет назад. Вы, вероятно не в курсе. Именно на 2003 год пришлось очень жесткое противостояние между светскими властями и мусульманскими общественными организациями. Тогдашний президент — Жак Ширак — очень жестко отстаивал секуляризацию[143] общества, и если б факт изнасилования мусульманином несовершеннолетней и принуждения ее к браку всплыл, разразился бы грандиозный скандал, и мусульманская община Парижа понесла бы огромный моральный ущерб.

— И дело замяли! — возмущенно констатировала Анна.

— Скрепя сердце парижский имам, как ее официальный опекун, дал разрешение на никах[144]. На тот момент это казалось наименьшим из зол.

— А на деле?

— А на деле — бедная девушка попала в ад. Ее муж оказался садистом.

— Да уж, — вздохнула Анна. — Десять детей… Словно она свиноматка.

— Десять детей — не самое страшное. Все эти годы она не покидала квартиры в Сен-Дени.

— То есть как?

— В прямом смысле. Даже рожала дома. Приглашали местную повитуху. Когда она рожала первого, чуть не умерла — так ей даже врача не позвали. Среди местных женщин-врачей не оказалось, а мужчину к ней не пустили.

— Какая дикость!

— Чудом выжила. И после этого — рожала с периодичностью раз в год.

— Quelle horreur!..[145]

— Итог — десять детей погодков — два мальчика и восемь девочек, расшатанное здоровье и полное бесправие.

— Как о ней стало известно?

— В Фонд обратилась ее соседка — мадам Саад. Ей изредка удавалось говорить с Фатьмой. В квартиру ее не пускали, но изредка они встречались, когда Фатьма выходила выбрасывать мусор. Она никогда не жаловалась. И вот — несколько недель назад из мусорного пакета Фатьмы вывалились окровавленные бинты, и мадам Саад заметила повязки на ее руках, хотя руки Фатьма закрывает, согласно шариату.

— С мадам Саад побеседовали?

— Инспекторы Фонда встретились с ней. От нее много узнать не удалось, но сигнал мы получили и провели следствие. Фатьма полностью соответствует требованиям нашей программы защиты.

— Как это возможно осуществить — у нее десять детей?

Такое уже случалось. Под программу попадают все несовершеннолетние дети пострадавшей.

— Но она сама согласна?

— Согласна. Она согласна на все, лишь бы сбежать от мужа.

— Как удалось получить ее согласие, если, как вы говорите, она полностью изолирована от внешнего мира?

— Мадам куратор задает правильные вопросы, — Марион улыбнулась — впервые за время их беседы. — Наши инспектора проникли в квартиру под видом команды спасателей — была объявлена пожарная тревога — с помощью умницы мадам Саад. Вот, взгляните на фото.

Перед Анной легли несколько снимков — вполне приличная квартира с неплохой мебелью, устланная коврами, упитанные темноглазые детишки разного возраста и — женщина.

— Боже милосердный, — пробормотала Анна.

— Обычное дело, — вздохнула Марион.

На одном из снимков Фатьма была полностью закутана в темные одежды — были видны только огромные черные глаза, подведенные синей краской.

— Она и дома так ходит? — поразилась Анна.

— Нет, она не открывала спасателям, пока полностью не оделась, — пояснила Марион. — Смотрите дальше.

На следующей фотографии Фатьма была уже без паранджи — но представляла собой еще более удивительное зрелище — она была увешана золотом с головы до ног. Уши оттягивали длинные серьги, грудь прикрывало массивное колье, запястья охватывали толстые браслеты — но все эти украшения не могли прикрыть многочисленные гематомы и струпья от подсохших ран.

— Сначала бедняжка тряслась от страха — ведь она пустила в квартиру посторонних — хотя все спасатели были женщинами, а с ними и мадам Саад — иначе Фатьма, наверно, никогда не открыла бы. А уж чего стоило уговорить ее показать раны!

— Так что же ей предстоит?

— Ей будет предписано собрать самое необходимое и, когда мужа не будет дома, наши люди вывезут ее в безопасное место. Она пожелала уехать из Парижа — ее и детей снабдят документами и перевезут на нашем транспорте в департамент Аверон, Там предоставят жилье и возможность зарабатывать на жизнь.

— Работу? — удивилась Анна. — Но кем она сможет работать? Наверняка у нее нет ни профессии, ни образования.

— Ей помогут окончить школу и какие-нибудь профессиональные курсы.

— Не думаю, что она сможет зарабатывать достаточно, чтобы содержать десятерых детей.

— Она будет получать пособие на них. Получится вполне прилично — почти полторы тысячи в месяц. Плюс еще все возможные дотации.

— Какова вероятность, что муж ее разыщет? — Анна тем временем подписывала один за другим документы, которые протягивала ей Марион.