Лавка красоты "Маргаритки" - Анастасия Королева

– Так почему в газете появилась эта статья? – Когда он замолкает и молчит слишком долго, я не выдерживаю, спрашиваю сама.

– Олеана всегда была борцом чистоты крови. Она грезит тем, чтобы я поднялся ещё выше, чтобы возвеличил наш род, чтобы вошёл в королевскую палату, где нудные мужи весьма нудно вершат человеческие судьбы. Ей ничего не стоило подговорить Алисинью, которая уже засиделась в девках и желала-таки покорить мир пышной свадебной церемонией. Нанятые репортёры, громкий заголовок и дело сделано.

Вполне похоже на правду. Даже не такую болезненную, какую я себе представляла.

– А уж устранить тебя – плёвое дело.

Заканчивает он и поднимается, чтобы за какие-то пару шагов оказаться рядом со мной. Я даже глазом моргнуть не успеваю.

– Крис, как видишь, всё объяснимо. Я не хочу, чтобы из-за меня ты бросала любимое дело. Все вопросы улажены, тебе в столице никто не будет докучать, в том числе моя сестра. Хочешь, даже я исчезну из твоей жизни, – здесь он сжимает кулаки до хруста и резко выставляет вперёд одну руку, чтобы опереться ею о печь, рядом с моим лицом. – По крайней мере, я очень постараюсь не попадаться тебе на глаза. Только вернись, дом по тебе скучает.

Последнее было… запрещённым приёмом. Дом во всей этой истории оказался самым несчастным. Потому что у меня есть дядя Росм и Ласка, у Джека, какой бы вредной она ни была, есть сестра. А он остался один, совсем один.

Заметив, что я погрузилась в свои мысли, Джек спешно жалуется:

– Вот этот фингал он мне поставил, и поделом, я даже не обиделся.

Впервые за последние несколько дней я искренне улыбаюсь. И чувствую, что осевший в глубине ком, наконец-то, растворяется без следа.

– Поедем со мной? – прошу в который раз, останавливаясь у запылившейся каретя.

Дядя Росм улыбается. Не просто отмашки ради, а в самом деле – открыто и радостно.

– И как я всё тут оставлю? – машет рукой себе за спину, имея в виду и дом, и огород, щедро забитый поспевающими овощами и фруктами.

– Да что тут случиться за пару дней? – возмущаюсь не очень-то возмутительно, потому что и сама знаю – пару дней без ухода могут значить слишком много.

Дядя лишь отмахивается и смотрит на меня внимательно.

– Уверена, что ему можно верить?

Кому «ему» уточнять нет необходимости.

После откровенного разговора с Джеком я долго молчала. Попросту не знала, что сказать. В очередной раз поверить? Чтобы потом разочароваться? Или оставить всё как есть и позволить ему уйти из моей жизни раз и навсегда?

Тогда он, так и не дождавшись от меня вразумительной реакции, предложил:

«Крис, ты не имеешь право бросить дом. Он не сможет без тебя, а я не смогу простить себя за то, что обрёк его на вечное одиночество».

Ход был подлым, если говорить откровенно, но… Действенным.

Я приняла волевое решение – вернуться. Правда, Джека всё же попросила пока не приходить ко мне. Ни ночью, ни днём, ни… В общем не стоило ему приходить, пока я окончательно не растеряю глупую обманчивую влюблённость и убеждение, что имею-таки право на его откровенность.

Так и получилось, что стою я теперь перед дядей Росмом, прощаясь.

– Не уверена, – признаюсь честно. – Но там дом, который ждёт меня и… Любимое дело.

Дядя удовлетворённо кивает, будто именно такого ответа от меня и ждёт. Потом порывисто обнимает и сам смущается своего порыва.

– Прости… – лепечет, пряча взгляд, а я счастливо улыбаюсь, и сама бросаюсь ему на шею, сжимая родного человека в крепких объятьях. Дядя удивлённо крякает, но вскоре обнимает в ответ так же сильно.

Уезжаю я с лёгким сердцем.

Ласка устраивается на моих коленях, и я почти сразу крепко засыпаю. Впервые за последние несколько дней чувствую, что теперь всё будет хорошо. В самом деле, хорошо.

***

Столица встречает привычным шумом и гомоном. Чёрный и Серый кварталы кишмя набиты людьми – торгашами и покупателями, простыми зеваками и мелкими воришками. Перед каретой они расступаются неохотно, будто одолжение делают, но меня это не раздражает. Я рада, действительно рада вновь здесь оказаться.

Дом встречает меня молчаливым укором. Я внимательно всматриваюсь и в поникший конёк крыши и в намеренно покосившийся крылечек. Сад и тот кое-где темнеет почерневшими ветками, хотя я столько сил в него влила, что эдакий неопрятный вид для него вовсе неприличен.

Но я не сержусь на него, я осторожно открываю калитку, ставлю на дорожку тяжёлые сумки и шепчу тихо:

– Милый, прости меня.

Сначала ничего не происходит, но потом дом будто от сна встряхивается. Скрипит и ходит ходуном, и при этом радуется, по-настоящему, словно маленький ребёнок, получивший вожделенную игрушку.

Подхожу ближе, опускаю раскрытую ладонь на первую ступеньку крыльца и торопливо говорю:

– Прости ты, я не должна была так поступать. Ты… Ни в чём не виноват. Прости.

Дом выдыхает, шумно так, от чего доски скрипят и кряхтят. Начинают ломаться, перетираясь в труху. От земли поднимается облако пыли, на мгновение скрывая особняк от любопытных взглядов. А когда пыль оседает и я, откашлявшись, могу смотреть на дом, то… Буквально теряю дар речи.

На месте старой рухляди появляется… настоящий миниатюрный дворец. С аккуратными башенками, разноцветными витражами, добротными стенами, массивными ступенями и позолоченными перилами. Крылечек становится похож на просторную террасу, с длинными столом и лавочками. Дверь тоже преобразилась – сразу ясно, что за ней скрывается не просто дом, абы как подделанный, лишь бы не развалился.

Поворачиваюсь, чтобы осмотреться и вновь застываю от удивления.

Умирающий ещё мгновение назад сад дышит жизнью и свежестью. Разросшиеся деревья расплелись пушистыми кронами, трава с проплешинами густыми ковром покрывает землю.

Несмело улыбаюсь и осторожно наступаю на ступеньку, потом на вторую, третью и подхожу к двери. Берусь за ручку, считаю до пяти и дёргаю на себя.

За ней оказывается тот самый богато обставленный дворец, что я лишь мельком видела в первый день своего приезда.

– Ты… – бормочу, не скрывая растроганной улыбки. – Ты просто волшебник.

Дом выдыхает довольно и напоминает немного ворчливо:

«Сумки забери, а то мало ли».

И забираю. Чтобы потом тщательно обследовать «новое» место своего жительства.

Внутри особняк куда больше, чем снаружи. Комнаты, одна шикарнее другой. И мебель, и обивка стен, и ворсистые ковры повсюду, и полки, словно специально под мои скляночки изготовленные, и… Да что говорить? Здесь всё самое, что ни на есть, замечательное, невероятное, волшебное.