Как я год жила по Библии - Рейчел Хелд Эванс

Немного помолчав, она рассказала мне такую историю:

– Одна молодая жена решила как-то приготовить мужу жаркое. Прежде чем ставить мясо в духовку, она отрезала по сантиметру с каждого края – точь-в-точь как всегда делала ее мать. Муж спросил, зачем же она отрезала самую вкусную часть жаркого, а ей и ответить было нечего, кроме: «Мама всегда так делает». Так что на следующий день молодая жена отправилась к своей матери спросить, зачем нужно отрезать края у жаркого. Но та, как и ее дочь, пожала плечами и ответила: «Так всегда делала моя мать». Теперь уже обе женщины, сгорая от любопытства, отправились к старой бабушке и спросили: «Зачем отрезать края у жаркого перед тем, как поставить его в духовку?» Бабушка всплеснула руками и воскликнула: «И вы все это время так делали? Да ведь я отрезала края только потому, что сковородка у нас была уж очень маленькая, и кусок мяса целиком на ней не помещался!»

Мы засмеялись, а Сара призналась, что жизнь меннонитов порой напоминает ей рецепт этого жаркого: традиции, традиции, традиции – и никто уже не помнит, откуда они взялись и какой в них смысл.

– Но традиции – это то, что нас объединяет, – добавила она. – В них есть ценность: они делают нас общиной.

Сара не наивна. Она знает, что законы, руководящие ее жизнью, несовершенны, но повинуется им охотно, с открытыми глазами, считая, что так будет лучше для нее и ее семьи. Пожалуй, можно сказать, что в этом воплощается дух Gelassenheit – немецкое слово, которым амиши обозначают душевный мир, спокойствие, готовность жить в согласии с обычным порядком вещей.

По словам Дженет, «типичных» женщин-амишей не существует. Все они разные: кто-то борется с правилами, кто-то некритически их принимает, кто-то искренне с ними соглашается и обращает себе на пользу. Одни счастливы и в узких рамках традиции, другие борются за право быть собой. В одних чепцы и фартуки воспитывают смирение, в других гордость.

Дело в том, что истинная скромность имеет мало отношения к одежде, украшениям или косметике. Эта добродетель, прославленная в Писании, столь трудно определима, что мы пытаемся и не можем подобрать для нее точное слово: смирение, самообладание, простота, целомудрие, цниут, гелассенхайт.

А мы сочиняем законы и правила. Создаем традиции. Стыдим девочек перед классом, бьем линейкой по голым коленкам, стараясь вбить в них скромность. Вырастаем в оцеплении правил, происхождения и смысла которых никто уже не помнит – а потом приделываем к столам дополнительные столешницы и отрезаем края у жаркого. Цепляемся за букву, потому что овладеть духом куда сложнее.

И чаще всего буква нам мстит. Стремясь отличаться от других, мы натягиваем униформу, пытаясь быть простыми и скромными, привлекаем внимание, стремясь обуздать свою сексуальность, эксплуатируем ее и извращаем, стремясь избежать оскорблений, невольно оскорбляем окружающих.

Быть может, поэтому Павел призывал женщин «украшать себя» добрыми делами, поэтому наставлял всех христиан «облечься в Господа Иисуса Христа», поэтому о доблестной женщине в Притч 31 говорится: «Крепость и красота – одежда ее».

Дело не в том, что мы носим, а в том, как мы это носим.

И, как и одежда, скромность на каждой женщине сидит по-своему.

Как Мария Магдалина оказалась блудницей? Сложный вопрос. Одна из шести Марий, следовавших за Иисусом, она носила отличительное прозвище по месту своего рождения, рыбацкого селения Магдала на берегу моря Галилейского. Согласно Евангелиям от Марка и Луки, Иисус освободил Марию от семи бесов (по-моему, история куда более сложная и загадочная, чем сплетни о проституции), и после этого она сделалась его преданной ученицей. Лука упоминает Марию в том же контексте, что и двенадцать апостолов: как и они, она странствовала вместе с Иисусом и помогала его служению деньгами.

В 597 году папа Григорий Великий произнес проповедь на Евангелие от Луки, в которой отождествил Марию Магдалину с Марией из Вифании (сестрой Марфы) и предположил, что именно Мария рыдала у ног Иисуса в Лк 7, и что один из изгнанных из нее семи бесов «отвечал» за половую распущенность. Эта идея прочно застряла в уме средневекового человека: литература и искусство Средневековья часто изображали Марию Магдалину в образе плачущей и кающейся блудницы. Кстати, к этому искаженному образу Марии Магдалины восходит английское слово «maudlin», «слезливый». В 1969 году Ватикан формально восстановил разграничение между Марией Магдалиной, Марией из Вифании и грешницей из Лк 7 – хотя ни Мартин Скорсезе, ни Эндрю Ллойд Уэббер, ни Мел Гибсон, кажется, об этом не слышали. Циник мог бы предположить, что эта ошибка и ее широкое распространение – не что иное, как сознательная попытка очернить и дискредитировать женщину, чья роль в евангельской истории столь важна и революционна, что Восточная Православная Церковь именует Магдалину «равноапостольной».

Видимо, Магдалина играла важную роль среди учеников Иисуса с начала его служения; однако ярче всего просияла ее необыкновенная вера и преданность в истории Страстей. После ареста Иисуса в Гефсиманском саду ученики-мужчины разбежались. Иуда за деньги выдал его властям. Петр трижды отрекся от него. И лишь один – Иоанн, названный «апостолом, которого любил Иисус», – присутствовал при распятии.

Но все четыре Евангелия рассказывают одно: Мария Магдалина, и с ней группа женщин, следовавших за Иисусом и поддерживавших его служение, были рядом со Спасителем в самые мрачные часы его жизни. Даже после того, как Иисус испустил последний вздох и вся надежда на искупление казалась потерянной, женщины остались со своим учителем и другом и приготовили его тело к погребению. Именно потому, что они, верные даже в поражении, оставались рядом – этим женщинам, ученицам Иисуса, дано было стать первыми свидетельницами события, определившего собой христианство: Воскресения.

Евангелия рассказывают об этом по-разному, но все сходятся на том, что в числе этих первых свидетельниц пустой гробницы была Мария Магдалина. Согласно синоптическим Евангелиям, в то судьбоносное утро, через три дня после смерти Иисуса, она была среди женщин, которые, встав на рассвете, пришли помазать его тело благовониями. Когда они подошли к гробнице, их встретили вестники Божьи, охранявшие вход, и объявили: Иисус воскрес из мертвых, как и предсказывал. Женщины немедленно ушли прочь и, «со страхом и радостью великою» (Мф 28:8), побежали рассказать об этом остальным ученикам. Лука отмечает, что по дороге они вспоминали, как Иисус учил о своем Воскресении: это подтверждает, что эти женщины слышали и самые важные, самые тайные учения Иисуса – и сложили их в сердце своем.

Но, когда запыхавшиеся женщины прибежали в дом, где собрались ученики, мужчины им не поверили. Женщины в те времена считались ненадежными свидетельницами (факт, отчасти объясняющий, почему Павел в своем рассказе о Воскресении, в Послании к Коринфской Церкви, женщин не упоминает), так что принесенную ими благую весть ученики отвергли как «пустые слова» или «бабьи басни» – суеверные толки, типичные для необразованных женщин. Быть может, вспомнилось им при этом распространенное убеждение, что женщин, как и сестру их Еву, проще простого ввести в обман.