Родной. Чужой. Любимый - Лили Орландо

С ним было легко, и я не чувствовала, что совершаю преступление, испытывая к нему симпатию.

Потом они проводили меня до дома. У ворот я остановилась, чтобы поблагодарить Антона за вечер. А он привлёк меня к себе и поцеловал.

Я стояла смирно, позволяя его губам и языку хозяйничать, только слегка придерживала Антона за плечи, чтобы оттолкнуть, если он станет слишком настойчив.

Но он не стал.

И за это тоже я была ему благодарна.

Сам поцелуй не вызвал во мне никаких эмоций. Он не был неприятен, но всё равно хотелось, чтобы скорей закончился, и я отправилась домой, в душ и спать. Наверное, это всё оттого, что я устала.

Всё-таки последние дни выдались чересчур нервными. И я ещё не отошла от вчерашнего потрясения. К тому же целый день работала с пациентами.

В общем, я, как могла, оправдывала отсутствие каких-либо эмоций от поцелуя.

– Увидимся завтра? – спросил Антон, отстранившись.

Я кивнула, улыбнувшись уголками губ, пожелала ему спокойной ночи и наконец-то отправилась домой.

Закрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной.

Как же я устала!

Слишком много эмоций для одной маленькой меня. Поскорее бы Тёма понял, что я не шучу, и уехал обратно в Москву. По крайней мере, тогда мне не придётся больше ходить на свидания с Антоном.

Конечно, было приятно побродить по берегу моря. Но, если честно, я бы предпочла компанию одного Джека. Он не требовал от меня никаких решений и не стремился меня целовать, надеясь на взаимность. В общем, с таким парнем я бы с удовольствием встречалась.

Даже каждый день.

Снова подумалось, не завести ли собаку. С питомцем одиночество не ощущается так остро. У тебя есть друг, всегда готовый подать лапу и подставить лохматую морду со слюнявым языком.

И как всегда решила – попозже, когда в моей жизни всё хоть немного утрясётся.

В комнате горел ночник. Полоска жёлтого света пробивалась сквозь щель под дверью, заставляя меня напрячься. Внутри ёкнуло.

Неужели Тёма ждёт?

Дверь я открыла спустя несколько долгих секунд размышлений, когда решила, что бежать уже некуда, придётся принять бой. Снова объясняться, скрывая свою потерянность, ноющую боль в груди и отчаянное одиночество.

На моей кровати сидела бабушка.

Видимо, облегчение, отразившееся на моём лице, было столь очевидным, что она недовольно поджала губы. Ба, как и Саша, приняла нашу сторону. То есть нашу с Тёмой, считая, что все преграды между нами вымышленные и существуют только в головах, моей и окружающих. Таких, например, как Серафима Анатольевна.

– Привет, ба, – я сделала вид, что не понимаю, зачем она меня ждёт. И начала переодеваться, надеясь, что бабушка проявит тактичность и выйдет из комнаты.

Но Мария Григорьевна проявила упорство, оставаясь на месте. Видимо, надеялась, что я начну немедленно во всём признаваться. Зря. Последние события закалили меня, сделав почти нечувствительной к сверлящим спину взглядам.

– Ты где была так долго? – она первой нарушила затянувшееся молчание. – Я волновалась.

Шевельнулось чувство вины, я ведь намеренно выключила телефон, чтобы ни с кем не объясняться по поводу своего отсутствия.

– Прости, ба, телефон разрядился, не смогла позвонить, – ложь сорвалась с губ так естественно, что я замерла. Никогда не любила врать и не проявляла к этому склонности. А сегодня просто превзошла себя саму. Сначала отыграла спектакль перед Тёмой, затем наплела с три короба Антону. Теперь вот лгу ба, которая желает мне счастья и беспокоится, вижу это по глазам.

Стало стыдно.

Я переоделась в оставленную на стуле футболку, домашние шорты и присела рядом с ней на кровать, прижалась, положив голову на плечо. Она начала гладить мне волосы, вздыхая.

А потом сказала:

– Тёмка ждал тебя, ушёл минут двадцать назад.

– Чего он хотел? – голос прозвучал сипло, пришлось откашляться на середине фразы.

– Вещи твои принёс, – она кивнула, и я только сейчас заметила стоявшие в углу сумки.

Тёмка был у Серафимы, забрал мои вещи, чтобы мне самой не пришлось снова проходить через это унижение.

Слёзы выступили на глазах прежде, чем я это осознала. Сначала ещё пыталась их сдержать, а потом только размазывала по щекам, да хлюпала носом.

Ба молчала, терпеливо обнимая меня и гладя по волосам. А потом, когда я выплакалась, спросила:

– Может, всё же дашь ему шанс?

Я покачала головой, ещё раз хлюпая носом.

– Не могу, ба, ему же будет лучше. Нам обоим. Как представлю, холодеет всё внутри. Нам ведь жизни не дадут. Ты бы видела эту Серафиму, как она накинулась, что кричала. Столько ненависти…

– Ну и дура твоя Серафима, – ба прижала меня ещё крепче, потом отпустила и подвела итог: – Ничего, вы ещё молодые, переживёте это.

* * *

Следующие три дня были похожи на держащий в напряжении триллер. Только по-настоящему, в реальной жизни. Я вздрагивала от звуков мужского голоса и постоянно оглядывалась, ожидая увидеть Тёму или Антона. Оба устроили на меня осаду, словно стараясь перещеголять друг друга в настойчивости, с которой преследовали свою жертву, то есть меня.

Зачастую они пересекались, и тогда я боялась взрыва. По счастью, пока всё обходилось косыми взглядами и растущим напряжением, но кто знает, как долго оно могло бы тянуться.

Утром я, как обычно, шла на работу. Вчера у меня был выходной, который провела, прячась в своей комнате или у бабушки в огороде с выключенным телефоном. Напряжение достигло апогея, и я предчувствовала, что в любой момент может прозвучать взрыв.

Уже на подходе к клинике услышала мужские голоса. Разговаривали на повышенных тонах. Внутри ёкнула мелькнувшая догадка, и я прибавила шаг.

Увидев сцепившихся мужчин, побежала. Драка пока не началась, но соперники уже держали друг друга за одежду.

– Стойте! Прекратите! – я рванула к ним, обхватила Тёму за талию и потянула на себя. – Да прекратите же!

Сумела втиснуться между ними, расталкивая в стороны. Нехотя, но повиновались. Оба взволнованные, возмущённые, с покрасневшими лицами и раздувавшимися ноздрями.

Того гляди дым пойдёт.

И я красной тряпкой между ними.

– Ты что, не понимаешь? – переключился на меня Тёма, сохраняя всё тот же повышенный тон. – Он же кобель, он девок меняет как перчатки. Я у знакомых разузнал. Попользуется тобой и бросит. И что станешь тогда делать?

На это я могла бы возразить, что Тёма и сам грешит подобным, но сказать ничего не успела, встрял Антон.

– Так я с тем и пришёл, – он достал из кармана кольцо и протянул мне, держа его двумя пальцами: – Вот!