Сила - Наоми Алдерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так-то совсем легонечко.
Он даже не падает. Отшатывается, распахивает глаза, ахает, на шаг, другой, третий пятится и обеими руками обнимает живот.
Аудитория все поняла – и живая аудитория в студии, и народ по домам; все смотрели, и видели, и поняли, что произошло.
В студии воцаряется гробовая тишина, словно все затаили дыхание, а потом накатывают, бурлят, нарастают диссонансные шепотки, громче и громче.
Кандидат пытается добормотать свой ответ, и в тот же миг модератор объявляет перерыв, и на лице Марго гримасу возмущенной, высокомерной победной агрессии сменяет страх, что сделанного не воротишь, и нарастающий сердитый, и испуганный, и недоуменный бубнеж зрителей выплескивается могучим воем, и в ту же самую секунду мы переходим к рекламе.
Перед окончанием перерыва на рекламу Моррисон осматривает кандидата, и тот возвращается на сцену лощеным, и бесстрастным, и хладнокровным, но не слишком – может, самую чуточку потрясенным и опечаленным.
Кампания у них идет гладко. Марго Клири, похоже, вымоталась. Осторожничает. В последующие дни не раз извиняется, и ее команда подбрасывает ей удачный поворот темы. Я очень ответственно отношусь к актуальной политической повестке, говорит Марго Клири. Мой поступок непростителен, но я сорвалась, лишь когда Дэниэл Дэндон солгал о моих дочерях.
Дэниэл разыгрывает истового государственного мужа. Дескать, он выше этого. Бывают люди, говорит он, которые с трудом сохраняют самообладание в непростых ситуациях, и хотя он признаёт, что его цифры были ошибочны, однако есть верный способ вести себя в таких случаях и есть способ неверный, согласитесь, Кристен? Он смеется – она тоже смеется и ладонью накрывает его руку. Разумеется, говорит она, но сейчас мы должны прерваться на рекламу, а затем посмотрим, сможет ли этот корелла назвать всех президентов, начиная с Трумэна.
Судя по опросам, Клири людей в основном ужасает. Она поступила непростительно и аморально – что ж, это лишь доказывает, что думать она не умеет. Нет, им и в голову не придет за нее голосовать. В день выборов цифры многообещающи, и жена Дэниэла уже углубляется в планы по перестройке дендрария губернаторской резиденции. Только после экзитполов они начинают подозревать неладное, да и то… ну, в смысле, не могут же они просчитаться так крупно.
Ан нет, могут. Выясняется, что избиратели наврали. Проклятый электорат: добропорядочные государственные служащие им, видите ли, вечно лгут, а сами-то – лжец на лжеце и лжецом погоняет. Уверяли, что уважают трудолюбие, преданность делу и силу духа. Что оппонентке кандидата не видать их голоса с той минуты, когда она отказалась дискутировать взвешенно и здраво. Но сотнями, тысячами, десятками тысяч заходя в кабинки для голосования, они думали: “Но вот кстати – зато она сильная. Уж она им покажет”.
– Это ошеломительная победа, – говорит блондинка с телеэкрана, – победа, изумившая и экспертов, и избирателей…
Моррисону неохота слушать дальше, но он не может перестать и выключить телевизор. Снова интервьюируют его кандидата – кандидат опечален тем, что избиратели этого великого штата не захотели снова видеть его на должности губернатора, но покоряется их мудрости. Это хорошо. Не выдавай причин – что бы ни случилось, не выдавай причин. Тебя спросят, почему ты проиграл, – не говори им ни за что, они хотят, чтоб ты ударился в самокритику. Кандидат желает своей оппонентке всяческих успехов в новой должности, будет внимательно следить за каждым ее шагом, и если она хоть на секунду позабудет об избирателях, он ей мигом напомнит.
Моррисон смотрит на экран, где Марго Клири – теперь губернатор этого великого штата – слушает овацию и говорит, что будет упорно и усердно трудиться на благо общества и признательна за представленный ей шанс. Она тоже не понимает, что здесь произошло. По-прежнему думает, будто ей надо извиняться за то, что привело ее к победе. Ошибается.
Тунде
– Объясните, – говорит Тунде, – чего вы добиваетесь.
Один мужчина из числа протестующих помахивает транспарантом. На транспаранте значится: “Справедливость для мужчин”. Остальные во всю глотку и вразнобой гикают и опять достают бутылки пиваса из кулера.
– Чего тут написано, – поясняет один. – Справедливости добиваемся. Правительство все это подстроило – вот пусть правительство и расхлебывает.
День выдался тягучий, воздух как сироп, в тени скоро добьет до 104 по Фаренгейту. Не самый подходящий денек, чтоб двинуть на протестную акцию в Тусоне, штат Аризона. Тунде приехал лишь потому, что получил анонимную наводку: мол, сегодня здесь что-то произойдет. Довольно-таки убедительно излагали, но пока что не происходит ничего.
– С интернетом у вас как, мужики? – спрашивает Тунде. – АдскийТрэш. ком, БейбаПравда, УрбанДокс – в Сети что-нибудь читаете?
Мужики трясут головами.
– Я читал статью в газете, – говорит один человек, который нынче поутру решил, видимо, побрить только левую половину лица. – Там, короче, писали, что в этой новой стране, Бессарабии, всех мужчин химически кастрируют. И с нами так же будет.
– Мне… кажется, это неправда, – говорит Тунде.
– Сам глянь – я себе статью оставил.
Мужик роется в вещмешке. На асфальт высыпаются пачка старых счетов и пустые пакеты из-под чипсов.
– Бл-лин, – говорит мужик и бросается догонять свой мусор. Тунде лениво снимает его на телефон.
Столько сюжетов – мог бы заняться любым. Надо было ехать в Боливию, они там провозгласили своего Папу, только женщину. Прогрессивное правительство Саудовской Аравии, похоже, уступает позиции религиозному экстремизму – можно было вернуться туда, написать продолжение первого репортажа. Даже сплетни поинтереснее, чем то, что творится здесь: дочь только что избранной губернаторки в Новой Англии сфотографировали с мальчиком – мальчиком, у которого, судя по всему, выраженная пасма. О таком Тунде слыхал. Делал материал, разговаривал с врачами о лечении девочек с деформациями и нарушениями работы пасмы. Не у всех девочек она есть, вопреки первоначальным выводам, примерно пять девочек на тысячу рождаются без нее. Некоторые ее не хотят и пытаются вырезать сами; одна резала ножницами, рассказал врач. Одиннадцать лет. Ножницами. Кромсала себя, как бумажную куклу. И бывают мальчики, у которых тоже есть пасма, – потому что хромосомные аномалии. Иногда им нравится, иногда нет. Иные мальчики спрашивают врачей, нельзя ли удалить. И врач вынужден отвечать, что нет, мы не умеем. После удаления пасмы больше половины пациентов умирают. Почему – непонятно, это не жизненно важный орган. Текущая теория такая: пасма подключена к электрическим ритмам сердца и удаление что-то там нарушает. Можно удалить часть волокон, ослабить ее, сделать незаметнее, но если пасма есть – живи теперь с ней.
Тунде прикидывает, каково жить с пасмой. С силой, которую не отдашь, не променяешь. Жаждет ее, брезгливо содрогается. Читает онлайн-форумы, где мужчины говорят, что если бы у всех мужчин была пасма, все бы встало на свои места. Мужчины злятся, им страшно. Это Тунде понимает. После Дели ему тоже страшно. Он под псевдонимом регистрируется на УрбанДоксГоворит. com, постит кое-какие комментарии и вопросы. Натыкается на субтред про собственную работу. Там его называют гендерным предателем, потому что выпустил сюжет про Авади-Атифа, а не сохранил в тайне, и не сообщает о мужском движении, и не рассказывает об их любимых теориях заговора. Ему написали – дескать, в Тусоне что-то зреет, и он подумал… да хрен его знает, что подумал. Подумал, может, что-нибудь здесь нароет. Не просто новости, а хоть какое-то объяснение тому, что с ним нынче творится. Но здесь ничего нет. Тунде поддался страху, вот и все дела; после Дели он бегает от сюжетов, а не за сюжетами. Вечером из гостиницы выйдет в интернет, глянет – может, еще есть о чем рассказать в Сукре; проверит, когда ближайший рейс.