Страсть и судьба - Хизер Гротхаус

— Что это? — прошептала она.

Джон осторожно поставил свечу на каменный выступ стены, словно специально предназначенный для этого, и тихо сказал:

— Как только войдете в эту дверь, сразу поверните налево. Тише!

Он красноречивым жестом поднес палец к губам.

Она послушно кивнула, и викарий задул свечу, из-за чего они тут же оказались в прохладной темноте, пронизанной запахом сгоревшего свечного фитиля.

Сесили услышала тихий скрип дверных петель и почувствовала, как Джон Грей тянет ее за руку. Увидев краем глаза слабый свет в самом дальнем углу молельни, она инстинктивно пригнулась и тут же сделал шаг влево, как велел викарий.

Низкий гул мужских голосов становился все сильнее. Казалось, от него вибрировали даже ее ребра, ее сердце.

Потом гул превратился в монотонное песнопение. Монахи стали петь звучными гортанными голосами, и Сесили вздрогнула от чистых мощных звуков. Латинские слова, казалось, поплыли по воздуху, стали кружиться вокруг ее головы, путаться в ее волосах… Ей нестерпимо захотелось плакать.

Стоявший сбоку Джон Грей незаметно приблизился к ней. Несмотря на то, что он даже не касался ее, Сесили все же чувствовала себя под его зашитой. Он привел ее сюда, потому что понял, что этот ритуал глубоко тронет ее сердце.

— Потрясающе, не правда ли? — прошептал он ей на ухо, и от этих слов и от его горячего дыхания по рукам и по спине у нее побежали мурашки.

Она кивнула в ответ и усилием воли перевела взгляд с монахов на лицо викария. Их взгляды встретились. Джон Грей стоял гораздо ближе к ней, чем ей казалось, и это было как-то странно.

— Да, это так, — едва слышно выдохнула она. — Спасибо, Джон.

— Хотите потанцевать? — неожиданно улыбнулся он.

Сесили едва удержалась, чтобы не рассмеяться.

— Но это же богохульство! — укоризненно проговорила она.

— Мне так не кажется, — неожиданно для нее возразил Джон Грей. — Монахи благодарят Всевышнего за его дары нам, простым людям. Мне кажется, танец — это не богохульство, скорее дань восхищения.

Он говорил совершенно серьезно, и улыбка на лице Сесили постепенно погасла.

— Нет, я не могу, — сказала она.

— Но почему?

— Потому что я… я никогда прежде не танцевала.

Брови викария удивленно поползли вверх, и Сесили поспешила пояснить:

— Я умею танцевать, я училась танцевать, но никогда еще не танцевала… с мужчиной.

— Неужели это правда? Ведь в Фолстоу чуть не каждый месяц устраивают пиры с танцами и прочими увеселениями, — недоверчиво проговорил Джон Грей.

Сесили почувствовала, как от неловкости краснеет ее лицо, и покачала головой.

Джон долго смотрел на нее, в то время как монахи продолжали возносить хвалу Господу своими низкими звучными голосами.

— Вы словно волшебная сказка, — тихо прошептал Джон.

— Это выдумка для утешения несчастных людей, — прошептала в ответ Сесили. — Впрочем, я, наверное, тоже такая выдумка, ведь меня не существует в реальности.

Тогда Джон Грей ласково прикоснулся к ней и, мягко взяв ее за плечи, повернул к себе лицом. Одной рукой он взял ее под левый локоть, другой взял кончики пальцев ее правой руки и сделал шаг назад, не разнимая рук.

— Сесили Фокс, окажите мне честь, — торжественно произнес он, — подарите мне танец.

Остановив свой выбор на Джоне Грее, она поступила бы совершенно правильно. И на это было много причин. Сесили была в этом уверена в такой же мере, как в том, что солнце встает на востоке. Она также понимала, что ее согласие на танец даст ему разрешение ухаживать за ней, как мужчина ухаживает за женщиной, ища ее расположения. Очень может быть, что именно он — ответ на ее молитвы, разрешение ее сомнений.

Но почему же ей так хочется вместо светлых прямых волос Джона Грея видеть темные непослушные кудри Оливера Белкота? Почему она тоскует по карим глазам, когда на нее так ласково глядят небесно-голубые? Почему эта серьезность и искренность бледнеют перед воспоминаниями о безрассудной страсти и опрометчивом грехе? Почему ей хочется того, что наверняка не принесет ей ничего хорошего?

Оливер Белкот погубит ее. Навсегда испортит ее репутацию, разобьет ей сердце, использует и забудет, оставив после себя лишь боль и горечь воспоминаний. Нет, Оливер Белкот — неправильный выбор. Правильный — это стоящий теперь перед ней Джон Грей.

Сесили кивнула в знак согласия, и они стали медленно танцевать. Оба не улыбались, но неотрывно смотрели друг другу в глаза.

Сесили собиралась погостить в Хэллоушире пару дней, не больше. Но общество Джона Грея и спокойствие аббатства подействовали на нее словно дурманящее зелье.

Прошло пять дней, потом еще столько же.

Сесили со временем стала все реже думать об Оливере Белкоте.

Впрочем, была одна опасная минута слабости, когда Сесили получила письмо от Сибиллы. В нем говорилось, что Сесили нет особой нужды торопиться с возвращением в Фолстоу. Она может оставаться в Хэллоуширском аббатстве сколько пожелает. Несмотря на ее отсутствие, лорд Белкот быстро выздоравливает.

Уже через несколько минут Сесили в одной руке держала дорожный мешок с собранными вещами, другой открывала дверь комнаты.

Когда она поняла, что делает, ее рука медленно опустилась, так и не открыв задвижку на двери. Сесили сделала шаг назад, словно опасаясь, что дверь откроется сама собой и она против воли помчится прочь из Хэллоушира.

Значит, он прекрасно обходится без нее.

Ну конечно, это же Оливер Белкот. Вне всяких сомнений, он нашел, чем заняться в ее отсутствие. Наверное, он даже забыл, как она выглядит.

И Сесили осталась в аббатстве, в котором вполне могла бы провести остаток жизни. Ей была по душе размеренность и предсказуемость монастырской жизни. Она вполне могла представить себя среди монахинь Хэллоуширского аббатства, если бы не побывала в руках Оливера Белкота.

В жизни аббатства был еще один недостаток — скудное, редко меняющееся меню, это заставило Сесили с тоской вспомнить яблочные пирожные со взбитыми сливками, которые так замечательно готовил повар в Фолстоу. Они даже стали сниться ей, и однажды утром она проснулась с голодным урчанием в желудке. Она успела возненавидеть любую рыбу, которая в том или ином виде присутствовала почти в каждой монастырской трапезе. Одного ее запаха было теперь достаточно, чтобы Сесили начало тошнить.

Время, проведенное в аббатстве, позволило ей лучше узнать Джона Грея. Младший сын богатого и влиятельного северного лорда, он обладал несомненным талантом художника и отличного танцора. Кроме того, у него был очень выразительный певческий голос. Неподалеку от Оксфорда его ждали земельный надел и дом, во владение которыми он вступит, когда получит сан священнослужителя.