Только ждать и смотреть - Елена Бочоришвили

Рыдал как дитя, честное слово, как баба, орал на все Утремо, на всю пустую улицу Бернар. Марк неуклюже обнимал меня и старался погладить по голове – попадал пальцем то в глаз, то в ухо. Приговаривал: “Let it out, let it out”. А потом сказал тихо: “Немного полегчало? Ну что, мачо, стоим мы тут, обнимаемся, как два “голубка”…” И я все еще повторял: “Фак твой Советский Союз, фак твой коммунизм, видишь, что он со всеми нами сделал, фак поезд, который в никуда, и тот, который мимо, ты ведь так же пострадал, как и я, как Лили, как все мы… Как же это называется, когда всех подряд?..”

И малиновый цвет постепенно перешел в серый, а потом в черный, и тушью залило все небо.

31

Зачем скрывать – мне действительно полегчало от того, что я накричался на самой светской улице Монреаля, на местном Бродвее, на Елисейских полях, ах, да не в названии дело! Провалялся бы десять лет на диване у психотерапевта – и не было бы того эффекта. Как в море, когда нырнешь слишком глубоко: лишь дотронешься до дна, и тут же какая-то сила выталкивает тебя наверх – облегченье! Мои проблемы перестали казаться мне великанами-монстрами, даже самая неразрешимая из них – остаться или уехать. Когда мсье Туччи пришел на следующее утро – “еле дождался девяти, скажу вам честно, я встаю в четыре часа, потому что не сплю”, – я уже сидел в седле и размахивал шашкой. В другое время его лицо напугало бы меня, а сейчас… Я быстро отвел глаза.

Мсье Туччи с порога объявил, что Дороти Окли платит ему по часам и мы не будем терять время, но первые полчаса он предлагает бесплатно для знакомства с новым клиентом.

– Ну вот, – он посмотрел на меня снизу вверх, он был детского роста, – бонжур, Сандро!

Я взял из его рук шляпу, внезапно уронил ее на пол, попытался повесить на вешалку – сам бы он не достал до крючка, – уронил снова, буквально вывалял шляпу в пыли на полу, а он все улыбался и осматривал меня, как большую статую. “Вы очень похожи на Марка!” – радостно заключил он. Возможно, он имел в виду не только внешнее сходство.

Мы пошли наверх, в комнату с заваленным пианино, над которым сейчас белокурая женщина вела кремовый автомобиль по набережной города Тбилиси – мы с Марком наконец повесили на стенку ее портрет. Мсье Туччи передвигался очень медленно, он, наверное, плохо видел. И говорил он так же медленно, как ходил. Он долго и неотрывно смотрел на Лили, он буквально замер перед ее портретом. Наступило молчание, которое я боялся прервать. Признаюсь, как художник я был польщен. Иногда молчание может выразить больше, чем слова. Зак Полски, арт-коллекционер, не оценил мое творчество – я не забыл, как бегло он посмотрел на портрет, когда увидел его впервые.

“Может, я и не Александр Орловский и пока неизвестен, – хвастливо думал я, – но мсье Туччи сразу усек, что диплом мне выдали не зря…”

“Тик-так, тик-так”, – кричали кухонные часы. Молчание длилось так долго, что я засомневался – а не забыл ли мсье Туччи, что я здесь? Ему ведь немало лет, как всем моим душистым старичкам. Что если он хочет спросить, куда пройти по-маленькому, и лишь ищет слова?

– Это ваша девушка? – спросил наконец мсье Туччи.

Я ответил, что на портрете моя мать, певица Лили Лория.

– Странно, – все так же улыбаясь, сказал адвокат, – она не похожа на себя.

Я опять засомневался – а все ли со стариком в порядке? Разве он когда-нибудь видел Лили? Где, когда, как он мог ее видеть? Местное канадское телевидение транслировало концерт советских невыездных певиц в прямом эфире? И почему он все время улыбается? Я бросил несколько осторожных взглядов на его лицо – оно все было в пластырях, как в шрамах, может, это пластыри растягивали его губы в улыбку. Вдруг мсье Туччи сам решил объяснить мне: “Вы знаете, ваш отец несколько раз показывал мне свою коллекцию, там есть портрет молодой брюнетки, и Марк говорил, что она очень похожа на мисс Лорию!”

– Я еще не видел его коллекцию! – пожаловался я.

– Конечно! – откликнулся старик. – Как ее найти в этом бедламе? “Коллекция” – это слишком громко сказано! Там всего одна книга! Марк купил ее в России за бесценок, говорит, что спас от огня. Вы, кстати, сидите на ней! Вот, встаньте со стула!

Я встал, и мсье Туччи показал мне, как откинуть сиденье кухонного табурета. Там, в старомодной картонной папке с тесемочками, была вся арт-коллекция Марка Окли!

– Я не понимаю, почему Марк не может расстаться с этой книгой! – продолжал выдавать слово за словом мсье Туччи. – Особенно сейчас, когда его бывшая “мадам” выкручивает из него последнее, ему постоянно нужны деньги! В этой книге описывается, как какой-то поручик едет из России в Персию – это в начале XIX века – и по дороге рассказывает обо всем, что видит. Иллюстрации, правда, великолепные. Тот рисунок, который любит ваш отец, называется “Портрет грузинки”.

32

Иллюстрации действительно великолепные! Самое поразительное в них – это буйство цвета, не утратившее силу за двести лет. Литографии выполнялись в черно-белом варианте, а потом их раскрашивали вручную. В самом первом петербургском издании – типография Плюшара, 1819 год – иллюстрации входили в отдельный атлас, в последующих изданиях они стали частью книги. Иллюстраций всего шестьдесят две, и примерно сорок из них, выполненные литографическим способом, принадлежат Александру Орловскому. Примерно – потому что некоторые из работ не подписаны, нет остроконечной А, разбивающей овал О, и об их авторстве можно только догадываться.

Марк нашел эту коллекцию в одном из московских двориков, когда успешно оторвался от “хвоста”. Ему доставляло удовольствие сбегать от своего постоянного эскорта – сотрудников КГБ. Мой отец не считал подобную практику порочной – “ну да, они были обязаны следить за мной, иностранцем-империалистом, они ведь не знали, что я убежденный коммунист!” Он сбегал для того, чтобы научить агентов работать лучше.

Марк набрел на бабушку, которая сжигала старые книги. “Отсырели в подвале, – ответила она ему на вопрос, – а я все равно по-ихнему не читаю!” Книги были практически мокрыми и не горели. Мокрым был и весь подвал, в котором жил и умер человек, читавший “по-ихнему”, на иностранных языках. Марк протянул руку в огонь и достал несколько листов. Les Géorgiennes sont sans doute de fort belles femmes… (“Грузинки, несомненно, очень красивые женщины…”)

Я верю в историю Марка, хотя она невероятна. Верю потому, что Зак Полски, арт-коллекционер с многолетним стажем, рассказывал мне, что искал картины только в самые первые годы своего увлечения. А потом работы, о которых он мечтал, сами стали искать его, они будто шли, надвигались на него со всех сторон. Зак говорил, что начал покупать совершенно ненужные ему натюрморты с мертвыми утками или портреты с вечно живым Лениным, чтобы при случае обменять их на работы Орловского. У него появилась уверенность, что “случай” ожидает его на каждом углу. Возможно, этот феномен известен всем серьезным исследователям или каждому, кто сильно любит, – предмет твоего пристального внимания, одержимости и обожания вдруг отдается в твои руки, как отвечает взаимностью на любовь. “Поди ко мне! Давай сведем расстояние между мной и тобой на нет!” Разве удивительно, что самой первой спасенной Марком из огня иллюстрацией был портрет грузинки?