Только ждать и смотреть - Елена Бочоришвили

Все четыре “картинки” из книги принадлежали Александру Орловскому. Зак прибил их к стене гвоздем, как прострелил. Он тогда не знал, что такое “авторская литография”, что это действительно сам Александр Орловский своими большими руками вывел в углу монограмму: остроконечная А, разбивающая овал О.

Зак Полски тоже родился в Польше, как и знаменитый художник. Там жила его большая семья – много братьев и сестер, бабушки-дедушки, тети-дяди. До войны у него был бизнес, санитарно-технические услуги, очень успешный: “В каждом доме хоть раз в жизни забивает унитаз”. Потом появился Гитлер. Взгляд водопроводчика: “Если говно не прочистить – вырвется наружу и затопит все вокруг”.

Надо было уехать, многие евреи уезжали за океан в тридцатые годы. Сестра Зака пошла вместе с подругой в американское посольство – перед самой Второй мировой войной! – ей там сказали: посчитайте до десяти, а потом в обратном порядке – десять, девять, восемь. Сестра посчитала, и ей выдали визу, а подруга была молодая, пылкая, она обиделась: “За кого вы меня принимаете? Что за глупости?” И не стала считать, и ушла, и осталась. И погибла.

Никогда не знаешь, от какой глупости зависишь. Надо было уехать. Обидно – убийственно – бросать страну, которую любишь. Но если там жить – нельзя? Нет, никого. Никого не осталось из большой семьи. Только Зак, и еще была сестра в Америке, но умерла.

Когда Зак рассказывал мне об Орловском, я видел Нини с ее фигурой-елкой и толстую маменьку, хотя их обеих, может, и не существовало вовсе. Но, когда он рассказывал мне о своих годах в Польше, его голос становился бесцветным. Я переставал представлять себе то, о чем он говорил. Не мог увидеть его в спецовке сантехника, в лагерной пижаме. Будто одно черное пятно – тушью залило прошлое, и не выйдет картины из этой кляксы.

За полвека он нашел все четыре батальные сцены, с которых началась его коллекция. Литографии были не те – не было дырки от гвоздя, как от пули. Но они входили в ту же серию, подписанную рукой автора, Александра Орловского. Зак собрал одну из самых крупных коллекций польского искусства в Северной Америке. По пути он приобрел образование и интерес к жизни, который было потерял. Однако ему не удалось купить одну из важнейших работ Орловского: серию иллюстраций, выполненных новым способом, литографией, для книги поручика Друвиля “Путешествие в Персию в 1812 и 1813 годах”. Эта книга с атласом и текстом по-французски впервые вышла в Петербурге в 1819 году в количестве всего 150 экземпляров, распределялась по подписке и стоила невероятно дорого для того времени – 350 рублей! Потом ее много раз переиздавали в разных странах, настолько важной и исключительной она оказалась. Зак охотился за “Путешествием в Персию…” почти полвека. “Без этой книги моя коллекция – кастрат!” – жаловался он мне. Много лет назад он узнал, что в частной коллекции в Монреале хранится самый первый, редчайший экземпляр этой книги, сигнальная копия с дублированными иллюстрациями – с теми, что вошли в первое издание 1819 года, и с теми, что издатель отверг. И все в прекрасном, буквально девственном состоянии! Зак разыскал владельца и познакомился с ним. Его звали Марк Окли.

26

– Шапиро!

– Здравствуйте!

– Сандро, что вы делаете? Ваша виза скоро закончится!

– Я рисую портрет Зака Полски!

– Нашли кого рисовать!

– У него голова античного героя.

– Еще не хватало, чтоб из геев делали героев!

– Какое нам дело до его личной жизни, а?

– Вот именно! Плевать я хотел на его личную жизнь! Зачем он всем объявил, что гей? Мог бы помолчать, если никто не спрашивал.

– Со мной мистер Полски никогда не говорит на эту тему!

– Вы его, наверное, не очень часто видите!

– Очень даже часто! Я хожу в его клуб, там прекрасный бассейн!

– Гей-клуб? – упал голос у Шапиро.

– Да нет же, обыкновенный спортивный клуб! И старичков и старушек там много, я могу нарисовать целую портретную галерею!

– Скажите лучше, сколько Зак вам заплатит?

– Я не хотел, чтоб он платил, но он настаивает. Он мне даст 100 долларов.

– За сколько часов вы сделаете его портрет?

– Часов?! Хорошие художники работают над одной картиной годами!

– Это неважно! Сколько времени нужно вам?

– Я думаю, никак не меньше месяца!

– Сто долларов в месяц?! Это очень мало. И вообще, вам нужна работа, ради которой вас оставят в Канаде. Мы должны что-то придумать. Вы не можете сделать какую-нибудь работу для Марка?

– Я умею только рисовать.

– А у него в университете они и того не умеют! Марк мне сам говорил, что они там пишут диссертации, которые потом кладут на полки, и им за это платят! Лучше поисследуйте что-нибудь, чем рисовать геев!

– Секс в СССР!

– Не понял – что в СССР? Вы смеетесь? Вы хотите меня обидеть?

– Вы спросили, что я могу исследовать… Я не большой специалист, но эта тема действительно глубоко волновала меня с самого детства…

– Скажите Марку, пусть он со мной свяжется!

– Он скоро придет, вы не хотите перезвонить?

– Нет! Я вам больше звонить не буду!

Шапиро умел бросать трубку так, что она шлепала меня по голове. Он пожаловался Марку, что я все время задаю ему глупые вопросы. А что я такого сказал? Спросил: “Вы не знаете, кто такой Иван Иванович?” Бац! Трубкой по голове!

Марк объяснил мне: в фашистском лагере Шапиро числился под именем Иван Иванович Иванов. Он получил это имя в советском детском доме.

– А что случилось с его родителями? – спросил я.

– Их расстреляли во времена первых репрессий, кажется, в эпоху раскулачивания.

Шапиро сбежал из страны, которую не желал называть родиной, “по крышам поездов, по крышам”, и “паровоз летел вперед, а дым – назад”. В Польше попал в фашистский лагерь. И ждал смерти рядом с Заком Полски. Он взял себе новое имя, когда приобрел веру. “Моя родина – моя вера”.

– Почему же он мне все не объяснил? – удивился я.

– А ты? – вдруг спросил Марк и посмотрел мне в глаза. – А ты сам почему ничего не рассказываешь? Еще не готов?

Я промолчал. Отвернулся. Что я мог рассказать? И кому от этого станет легче? Если бы я хоть раз мог позвонить Лили! С Грузией связи не было – там мелкие перестрелки перешли в настоящую войну. Мы, грузины, оказывается, не только пели и танцевали – мы крушили стены тюрьмы, в которой жили, походя убивая друг друга. Воевали почти во всех странах мирного Варшавского договора вплоть до Югославии, которая стояла в социализме всего одной ногой. В Грузии сначала выбрали в президенты антикоммуниста, а потом антикоммунисты объединились с экс-коммунистами и с боем выгнали его с поста. Я помню, в Тбилиси митинги в поддержку президента были возле Дома правительства, а митинги в поддержку оппозиции проходили перед зданием телевидения. Лили ходила к телевидению, а Нодар – к Дому правительства. Потом они встречались на мосту, чтобы вместе добраться пешком до дома – транспорта не было, и передвижение по ночному городу было небезопасным: стреляли. Так и шли, переругиваясь и жестикулируя.