Дело без трупа. Неоконченное дело - Лео Брюс

Мне же не терпелось обратиться к сути нашей основной проблемы и выяснить, как ее в нынешнем виде рассматривал Стьют. Одна из прежних версий теперь окончательно отпала.

— Какая линия расследования станет для вас главной при сложившихся обстоятельствах? — смело спросил я, сполна пользуясь уже подмеченной мной склонностью инспектора охотно размышлять вслух в моем присутствии.

— Предполагаю, — ответил тот, — что нам придется вернуться к рассмотрению варианта с девушкой. У нас нет пока ни малейших оснований считать, что Роджерс вообще сталкивался с тем иностранцем. А вот в случае со Смайт имеется реальный мотив. В этом запутанном клубке даже наличие хотя бы веского мотива уже представляется чем-то особо ценным. Им следует заняться.

— Но я считал, что вы уже исключили девушку из списка. Вы мне сами объяснили, почему убитой никак не могла быть она.

— Знаю, знаю, — раздраженно прореагировал на мои слова Стьют, — но за что еще, черт возьми, можно ухватиться в этом неслыханном деле? Кстати, а где Биф?

— Сказал, ему надо прилечь. В море он чувствует себя не самым лучшим образом.

Стьют продолжал ворчливым тоном:

— Я этим расследованием уже сыт по горло. А скоро и в Ярде начнут терять терпение.

— Вы всегда можете доложить о том, что на самом деле никакого убийства не было, — предложил я.

— Хотелось бы мне иметь такую возможность. Но возникнет логичный вопрос: почему в таком случае этот тип покончил с собой? Человек с таким прошлым, как у Роджерса, не стал бы глотать цианистый калий без причины. И если не произошло убийства, то уж точно имела место драка с поножовщиной, а мне не удается установить достоверно хотя бы этого. Нет, простого выхода не существует. У меня все еще остаются три варианта. Алиби Фэйрфакса может развалиться, и тогда я докажу, что он все же был замешан в преступлении. Я также могу сам себя опровергнуть и снова включить девушку в число вероятных жертв. Либо всплывет нечто новое по поводу иностранца.

— Вы не видите никаких перспектив в рассказе Бифа о пропаже брата Сойера?

Стьют пожал плечами.

— Ничего нельзя исключать полностью, — сказал он, — однако, если мы начнем разыскивать каждого мужа, сбежавшего от сварливой жены, то понадобится мобилизовать всю полицию Великобритании. Тем не менее я держу эту версию в уме, хотя как наименее вероятную. А теперь, — он повернулся ко мне и попросил вполне вежливо, но с долей той резкости, которую часто демонстрировал в общении с другими людьми, — сделайте милость, оставьте меня одного. Я хотел бы основательно поразмыслить…

Я покорно ушел, отправившись на поиски Бифа, и застал того в плачевном состоянии у стойки бара со стаканом виски с содовой в руке.

— Как же мне плохо, — простонал он. — Надеюсь, у меня никогда больше не появится дела, которое потребует путешествия на континент. А вы сами ничего такого не ощущаете?

— Абсолютно, — заверил его я. — Море совершенно спокойное, и плавание проходит гладко.

— Вы считаете это море спокойным? А по мне, так оно просто ужасное.

— Стьют тоже чувствует себя неважно, — сообщил я, чтобы немного поддержать сержанта, — но страдает не от морской болезни. Он мучается над нашим делом.

— Неподражаемый профессионал в работе! — сказал Биф. — Такой ничего не упустит из виду. Поражаюсь, как он умеет подмечать каждую деталь. Главное его достоинство — наблюдательность. Я бы не разглядел и половину того, что сумел он. Хотя, само собой, он прошел специальное обучение.

— Заметно отличие от дилетантов, верно? — Мне понравилось, что Биф сам осознал ограниченность своих способностей.

— Да, все по-другому. Он не станет попусту громоздить одну версию на другую, как делают многие. Берет только факты и начинает плясать от них.

— А у вас есть какие-то свои теории по поводу этого дела, Биф? — прямо задал вопрос я.

Биф обратился к бармену.

— Плесните-ка мне еще виски, — попросил он.

— Так есть или нет? — настаивал я, пристально вглядываясь в покрасневшее лицо.

— Скажу вам так, — признал наконец сержант, — у меня есть кое-какие наметки, чтобы соорудить теорию. Но только ничего хорошего не выйдет, если я заведу об этом речь прямо сейчас. Он сейчас главный в этом деле или старается им быть. Так что, уж пожалуйста, держите рот на замке.

— Обещаю. Но мне-то вы можете хотя бы намекнуть?

— Вам ничего не даст, если я ни с того ни с сего начну распинаться о своей идее, — помотал головой Биф.

И в этот момент нашу беседу прервали. Стьют поспешно спустился вниз и встал между нами. Причем его лицо выглядело более воодушевленным, чем я когда-либо видел прежде.

— Давайте поднимемся на палубу, — предложил он, явно обращаясь к нам обоим, но все же более ко мне, нежели к Бифу. — Хочу поделиться с вами кое-какими своими соображениями.

Мы прошествовали вслед за ним на палубу, но, как только принялись мерить ее шагами, Биф снова извинился и скрылся внизу.

— Мне кажется, я нашел ключ к разгадке, — сказал Стьют. — Не уверен до конца, но хочу, чтобы вы тем не менее выслушали мои доводы.

Я кивнул, невольно отметив, что последние события превратили Стьюта в человека, гораздо более похожего на всех нас.

— Помните, что когда мы рассматривали версию со Смайт, — спросил он, — то столкнулись с, казалось бы, непреодолимым препятствием? У Роджерса, посчитали мы, не оставалось времени, чтобы убить ее после того, как их видел вместе Медоуз, и до того, как уже без нее он показался на глаза Сойеру в пабе. А если было время, то не было подходящего места. Мы также отмели вероятность, что персоной в белом макинтоше могла быть не Смайт, а некто, подменивший ее, и уж совсем невероятно выглядело предположение, будто ей хватило терпения дожидаться Роджерса где-то в Брэксэме, чтобы оказаться убитой им позже. Вот вкратце к чему сводились наши аргументы, позволявшие исключить девушку из списка потенциальных жертв.

— И что же?

— Предположите, Таунсенд, пока только предположите, что он убил ее до того, как их заметил Медоуз…

— Но…

— Верно, Медоуз действительно ее видел, но ему в глаза светил слепящий свет фары мотоцикла. Но слышал ли он, чтобы она хоть раз подала голос? Были ли у него твердые основания считать ее в тот момент все еще живой?

— Господи!..

Подобное предположение в самом деле открывало перед нами самые жуткие перспективы для дальнейших умозаключений.

— Давайте поступим так. Я изложу вам свое видение ситуации, а вы старайтесь подмечать вероятные ошибки, допущенные мной. Молодого Роджерса всегда отличала легкомысленная расточительность. Это нами установлено. Он вступил в любовную связь со Смайт, а потом написал ей письмо с отказом от всех прежних обещаний и обязательств и решил больше не встречаться с этой девицей. Два года назад он в местном пабе познакомился с Фэйрфаксом и начал доставлять ему кокаин из Буэнос-Айреса. Но вот во время его последнего увольнения на берег с судна совпало так, что два этих эпизода в его жизни оказались связанными вместе. Впрочем, это даже не совпадение. Всем известно, что беда никогда не приходит одна. Полиция Буэнос-Айреса направила своего человека в надежде отследить, кто являлся его здешними партнерами, чтобы в конечном счете накрыть всю сеть наркоторговцев. Здесь нет ничего невероятного, если принять во внимание редкостную настойчивость в расследованиях, которые они проводят, не считаясь даже с крупными накладными расходами. Фэйрфакс понимает опасность продолжения бизнеса, объявляет молодому Роджерсу, что сворачивает деятельность, и советует тому не появляться больше в Буэнос-Айресе. Внушив ему эту мысль, Фэйрфакс садится в поезд, отходящий в 14.50, как он нам и сказал, а Роджерс отправляется в Чопли на встречу со Смайт. А там он либо не сумел ни о чем с ней договориться, либо притворился, что согласен на ее условия, но объяснил ей необходимость отправиться вместе в Брэксэм, поскольку ему, дескать, нужно взять деньги в доме дядюшки. Вероятно, уже к тому времени он решил убить беднягу, и тогда ясно, зачем ему понадобилось покупать целый моток веревки. А может статься, что именно наличие веревки навело его на мысль об убийстве. Как бы то ни было, он остановил мотоцикл посреди пустоши, и они пошли пешком в сторону от дороги — нам поведал об этом викарий из Чопли. Уговорить Смайт отправиться на небольшую прогулку не составило бы труда. Он мог предложить ее в знак примирения. Как только парочка удаляется от шоссе, он всаживает в девушку нож, забирает у нее письма и на том же месте сжигает. Причем очень тщательно, поскольку нам удалось обнаружить лишь небольшой уцелевший фрагмент. Затем он усаживает уже мертвую бывшую подружку на заднее сиденье мотоцикла, прочно привязав за ноги, скрытые юбкой. Кусками той же веревки обматывает ей кисти рук и затягивает узел перед собой, чтобы тело оказалось закреплено самым надежным образом. Или же кисти он зафиксировал к своему брючному ремню. Далее Роджерс возвращается в сторону Брэксэма и намеренно дожидается в темном углу улицы любого прохожего, способного позже подтвердить при необходимости, что видел Смайт живой на заднем сиденье мотоцикла без десяти шесть. Время тогда уже имело для Роджерса решающее значение. Он не мог ждать дольше чем до без пяти шесть, поскольку в шесть отходил поезд, на котором Смайт, как мы предположили, уехала в Лондон. И вот мимо проходит Медоуз. Возможно, Роджерс заранее знал, что носильщик непременно пройдет тем путем. Если же нет, то ему просто повезло. Он намеренно задал вопрос, во сколько отходит лондонский поезд, хотя сам отлично знал ответ. Следом ему предстояла самая рискованная часть операции. Нужно было проехать мимо станции и свернуть в проулок. Но улицы в той части городка освещены тускло. Да и кто мог бы разобрать, жива или мертва девушка, сидевшая на мотоцикле, поскольку тело накрепко привязали к сиденью? Он проскочил мимо «Дракона» и свернул в уже совершенно темный проезд, что не могло занять дольше нескольких секунд. Затем потребовалось совсем немного времени, чтобы снять тело с мотоцикла, затащить на пирс и скинуть в реку. Труп сразу же пошел бы на дно, оставаясь там хотя бы несколько часов. А когда он бы всплыл и был обнаружен — какие улики свидетельствовали против Роджерса? Его видели вместе с ней незадолго до шести часов. А вскоре он уже сидел в пабе совершенно один. На остаток же вечера он собирался заготовить себе алиби. Все складывалось в его пользу. Но… Что ж, такое бывает. Случилось нечто непредвиденное. Совесть взыграла в нем с гораздо большей силой, чем он мог предполагать, и Роджерс проболтался о совершенном преступлении своему дяде. Остальное нам прекрасно известно.