Последний - Катя Дорохова

там, дальше на запад, нет больше вампиров и оборотней готовых помогать? Не волнует, что там, на оккупированной территории, нет больше никого кроме людей? — я уже не говорил, рычал, оскалив клыки в сторону глупых птенцов.

— Найт, Найт прекрати, — прорвалась ко мне, сквозь мой же рык, просьба Кора.

Резко выдохнув, прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Со стороны высших раздавались всхлипы и стоны. Их страх будоражил, заставляя еще сильнее злиться.

— Найт? Как? — сдавленным голосом спросил Марош.

Я вскинул взгляд на него. Вампир отпрянул, оскалившись и пригнув голову. В глазах вместо изумления и страха вспыхнула униженная покорность.

— Черт, извини. Я не хотел, — вновь опустил глаза, снова стараясь вернуть самообладание. — Просто эмоции.

— Эмоции? Да даже меня накрыло, демон, — хохотнул за спиной Кор. — Как?

— Я могу объяснить, — почти спокойно произнесла Виктория.

— Что? — осторожно, но при этом любопытно зашелестели сразу все присутствующие, кроме меня, конечно.

Я же поднял взгляд на нее и понял — Виктория знает, всегда знала. Тяжело вздохнув, слегка качнул головой, позволяя продолжить.

— Все потому, что он перворожденный, — тихое заявление произвело неизгладимое впечатление на присутствующих.

— Что? Какого черта? Не может быть, — и простое, — ммм — это то, что достигло ушей. Был еще и тихий, нечленораздельный шепот. Почувствовал же я волну недоверия и обиды. Не от них, со спины.

— Это, правда? — глухо прозвучал от окна голос Кора.

— Да, — признался спокойно. Даже злость куда-то делась, выгнанная чужими эмоциями.

Воцарилась тишина, прерываемая только всхлипами не до конца успокоившихся вампирш.

Дальше произошло то, чего я никак не мог ожидать. Вместо расспросов, младшие вскочили. Окружили кресло и скрутили меня, спеленав подручными средствами. Возможно, если бы не раны, было бы по-другому. Но признаться-то самому себе можно: я не стал бы с ними сражаться, не в таком случае. Да и, я же хотел оказаться в темнице? Вот, пожалуйста, сбылось.

* * *

Камера была, судя по всему, переделанной кладовкой в подвале. Мраморные стены, серые с прожилками, такой же потолок, затянутый пыльной паутиной. Холод, пробирающий до костей, но не сравнимый с ледяным прикосновением приборов в институте. Дверь толстая, но деревянная. Удержать вампира она навряд ли смогла бы, но я наружу не рвался, покорившись судьбе. Лежа на кровати, пялился в потолок, считая трещины в камнях и стараясь не думать.

Тихие шаги в коридоре, приглушенные толстым деревом, окончились скрежетом замка. Вошли Кор и Виктория. Женщина, не останавливаясь, прошла к кровати. Волк замер у двери, отвернув лицо в стену, намеренно игнорируя мою персону. Наивный, все переливы его чувств: гнев, презрение и обиду — мог уловить и новообращенный птенец.

— Найт, покажи мне раны, — попросила Виктория, нависая надо мной и глядя в безразличное лицо.

— Со мной все хорошо, — буркнул, не отвлекаясь от созерцания серых, гладких камней с черным рисунком разветвленных жилок.

— Найт, прекрати, ты ведешь себя как ребенок, — покачала головой Виктория, под ехидное фырканье волка. Именно последнее вывело меня из тупого оцепенения.

Сев, оголился, позволяя Виктории осмотреть раны. Тихонько коснувшись плеча пальцами, женщина поочередно ощупала каждое пожеванное место.

— Крылья, — удовлетворенно угукнув, потребовала она.

— Места мало, — недовольно попытался отказаться, — с ними так же все хорошо.

— Найт! — укоризненно посмотрела на меня вампирша.

— За что? — вместо препирательства спросил, вновь одеваясь.

Виктория смутилась, отвернулась. Зато Кор зло фыркнул.

— А что, мало за что? Например, за вранье?

— Кор!

— Разве я вам соврал? — одновременно с Викторией произнес я, взглянув на «вздыбившегося» волка, но стараясь быть как можно более безэмоциональным.

Сжав кулаки и наклонив голову, оборотень, похоже, хотел очень многое рассказать о моем поведении и своих на него взглядах, но Виктория остановила его, тихо попросив:

— Кор, прошу тебя, — и, переведя взгляд на меня, рассказала. — Это был последний приказ госпожи, перед тем как усыпить нас. Она сказала: если вам повезет и сюда явится перворожденный, задержите его до моего возвращения. В темницу, например, заманите.

Чтобы вновь не наделать глупостей и не давить на Викторию силой, зло выругался, ударив кулаком в стену.

Виктория вздрогнула, а оборотень удивленно приподнял бровь.

— Да она спятила, свихнулась, а вы до сих пор в нее верите! Она вас угробить хотела, убила ваших птенцов, черт побери! — не сдержался. Да и как можно — я был в бешенстве, сам орал как умалишенный.

— Она наша госпожа, — тихо обронила Виктория потупившись. Руки ее нервно перебирали подол платья, показывая истинные чувства вампирши.

— Ее больше нет! Даже если объявится, я убью ее, — тяжело вздохнул и пообещал уже спокойно.

— Найт! — в ужасе вскинула на меня взгляд Виктория.

— Сколько, по-твоему, может проспать высший? — скрестив руки на груди и опершись о побитую стену, спросил я, склонив голову. Виктория молчала. — Даю подсказку: я могу спать вечно, сотворенный не может вовсе. Сколько, Виктория?

Кор перестал буравить меня взглядом, с подозрением глядя на женщину и, кажется, начинал понимать, почему я задаю этот вопрос.

— Я не знаю, — сдалась наконец Виктория.

— Четыреста пятьдесят лет, — обронил, глядя на женщину, — плюс пять лет на смерть. Два из них процесс еще можно остановить и обернуть вспять, три последующих уже нельзя. Даже если высшего разбудить в это время, он продолжит угасать и, в конце концов, умрет. И поверь мне, девочка, эта страшная смерть.

— Откуда ты это знаешь? — сглотнув, спросил Кор. Виктория села на кровать, ссутулившись и опустив взгляд в пол.

Перевел глаза с женщины на волка и все так же спокойно, хотя внутри бушевал пожар эмоций, рассказал:

— Когда-то, когда мы еще жили в Хаартнаре, своем мире, проводились эксперименты. На птенцах отступников. Эту информацию перворожденных заставляют учить сызмальства.

— Твою мать, — выругался волк, изучая меня уже другим, неприятным взглядом.

— Она наша госпожа, — тихо, со слезами в голосе шепнула Виктория.

Я прикрыл глаза, с ужасом понимая, что должна испытывать эта женщина. Даже несмотря на то, что она давно поняла.

Застонав, преодолел разделявшие нас два