Сладкий грех - Никола Корник

— Странно, но ни с одной из женщин я не стал бы сдерживать себя. А вот с вами, Лотта… — признался он, зарывшись губами в ее волосы. — Меня поглотило потрясающее чувство собственника, которое по силе сравнимо лишь со страстью обладания вами, — задумчиво произнес Эван, остановившись ярко заблестевшими глазами на ее лице. — Но несомненно одно — если погаснет один из нас, то же произойдет и с другим.

Молчание повисло в карете. Лотте казалось, что наслаждение отступает из ее тела, как волна прилива. В голове прояснилось, сознание восстанавливалось, холодное и трезвое, голос сердца умолк.

— Несомненно, — согласилась она. Спущенный корсаж начал ее смущать, и Лотта поспешила восстановить разрушенную гармонию. Она негодовала на себя за то, что все еще ощущала отголоски любовного трепета.

Всего на одно краткое мгновение ревность, которую продемонстрировал Эван, подняла и согрела ее, обманув своей силой. Но ревность еще не любовь, а всего лишь примитивное предъявление прав на нее. Глупо путать такие разные понятия. Лотта понимала, что Эван испытывает к ней сильное плотское желание. Это не более чем похоть, которая горит неровным пламенем и угасает, оставив после себя горстку холодного пепла.

— Не желаете вернуться ко мне сегодня ночью? — спросила Лотта, легко касаясь его руки. Ни на секунду ей не хотелось бы показать ему свою боль.

— Нет, — после некоторой паузы ответил Эван. Лотте почудилось, что он улыбнулся, хотя она не могла в точности разглядеть в темноте. — У меня еще есть работа, вы будете только отвлекать меня от нее.

— Работа? — переспросила она. — Как это?

— Буду писать письма… — уклончиво ответил Эван. Лотте показалось, что он намеренно не стал объяснять деталей. — Также следует подготовиться к разговору с мистером Дастером, который отвечает за соблюдение правил нашего пребывания здесь, — закончил он, быстро и легко поцеловав напоследок, перед тем как покинуть карету. — Прошу извинить меня… До завтра.

— До завтра, — сказала Лотта.

Короткое путешествие в Монастырский приют показалось ей невероятно одиноким. Сидя в темноте кареты, она не вспоминала слова Эвана о чувствах к ней, пытаясь понять, что за работа может ожидать его сегодняшней ночью. Ей было бы легче думать об этом, чем допустить воспоминание о больно ранящих словах насмешки и презрения.

Значит, дела и письма… Как раз то, что требуется для Тео.

И то, что Эван никогда не станет обсуждать с ней.

Сомневаться не приходится, Эван слишком закрытый человек, ему никогда не придет в голову делиться чем-либо с ней, в особенности секретами, от которых может зависеть его жизнь. Нужно быть очень наивной или совершенно его не знать, чтобы на что-то надеяться. Лотта знала, что Эван не доверяет никому, и меньше всего ей.

Она снова припомнила события сегодняшнего вечера, особенно так поразивший холодный и оценивающий взгляд его синих глаз, который не раз останавливался на ее лице. Она даже поежилась от неприятного чувства и была почти уверена в том, что он подозревает ее. И это при том, что ничего плохого она еще не совершила. Когда дойдет до дела, следует соблюдать крайнюю осторожность. Теперь в ней созрела решимость предать его в пользу Тео. Сегодняшний вечер полностью развеял последние сомнения. Эван с пренебрежительной легкостью сказал ей о том, что будет, когда его желание иссякнет. Не стоит дожидаться столь печального финала. Она проявит волю. Она оставит его первой.

Стоя на ступенях «Медведя», Эван смотрел вслед скрывшейся из вида карете. Лотта оправдывала звание невероятно дорогой любовницы, но она стоила каждого вложенного в нее пенни, не давая ему ни на минуту заскучать. Губы Эвана скривились в невольной усмешке. Расположение батарей? Кавалерийские маневры? Эван бы удивился, если бы притворный интерес Лотты Пализер к подобным предметам не оказался приказом. Ее простые вопросы о намерении нарушить режим со всей очевидностью указывали на это.

Факты со всей очевидностью говорили о том, что Лотта подкуплена британцами, еще один шпион, подосланный, чтобы доносить властям. Для них не составило труда завербовать ее за те несколько дней, которые она пробыла одна в Лондоне. Кто еще мог подобраться к нему ближе, чем любовница. Ухмылка искривила его губы при этой мысли. Что ж, время покажет! Он лишний раз развлечется, наблюдая за тем, как не умеющая скрывать свои чувства и мысли плохая актриса Лотта Пализер попытается сыграть роль английской шпионки.

Веселье довольно быстро оставило его. Несмотря на смешные старания Лотты обмануть, Эван чувствовал странные уколы сожаления. Как бы ему хотелось доверять Лотте, что шло вразрез со здравым смыслом, вопреки его жизненному опыту. Раз за разом жизнь преподносила свой урок — не доверять никогда никому! Предательство Лотты — всего лишь последнее звено в длинной цепи. Почему-то от этого становится так больно! Все свидетельствует о том, что она ни на йоту не ценит его, в ней нет ни капли преданности. Это удивительно трудно принять. Она двулична — вот что вызывает злость! Стоило показать ей, что во всех смыслах она в его руках. Потому он с грубостью собственника обошелся с ней этим вечером.

Подобные мысли лишь подогревали желание Эвана ехать к Лотте в Монастырский приют и загладить впечатление от того высокомерия, с которым он обошелся с ней, приласкать ее. Ему требовалось немедленно обнять ее и любить с нежностью и страстью, вызывая ответный отклик, не требуя ничего.

Эван раздраженно повел плечом. Стоит ли думать о том, чему не бывать! Лотта идет на поводу у корысти. Продалась тому, кто больше предложил. В ней нет места чувству. Если она решила работать на власти, значит, ей предложили намного больше того, что он мог себе позволить. Ну а теперь стоит прекратить думать о ее вероломстве и своей страсти. Пора сосредоточиться на работе.

Засунув руки в карманы, Эван размашисто зашагал по узкому зловонному проулку в сторону постоялого двора. Здесь пахло гниющими овощами и рылись в помойках коты, пустые пивные бочонки и пробки от них валялись в ожидании сборщиков из местной пивоварни. Эван поднял одну пробку и машинальным движением отправил ее в карман. Затем повернул назад. Войдя в пивной зал постояло двора «Медведь» через боковую дверь по черной лестнице, он поднялся в свою комнату. Быстро разрезав деревянную пробку пополам, достал записку, спрятанную внутри.

«Август, 3. В полночь. В роще на холме».

Наблюдая за тем, как ярко горит дерево, а бумага в огне чернеет и превращается в пепел, Эван размышлял над тем, какую осторожность придется проявлять, если окажется, что Лотта и впрямь подослана британцами. Никакого доверия в обмен на то блаженство, которое она дарит ему в минуты близости. Он слишком искушен в этой игре, чтобы попасться в столь очевидную ловушку.

Циничная улыбка появилась на его губах. Если Лотта шпионка, она в данном случае замахнулась на то, что ей не по зубам. Обольстительная, двуличная Лотта Пализер! Она еще пожалеет о том дне, когда решилась предать его.

Дни пролетали, но никто не заходил к ней. Не было никаких приглашений. Но Лотта ничего такого и не ожидала. Она знала, что является изгоем для растревоженного общества Вонтеджа. Конечно, в кругу офицеров, товарищей Эвона, она была очень тепло принята, но не могла представить себя проводящей время в пабах или за игрой в бильярд с господами офицерами в «Медведе». Любительские спектакли ужасали ее, вставать ранним утром, чтобы принимать участие в верховых прогулках офицеров, ей не по силам.