Семь корон зверя - Алла Дымовская

Блатных, попавших на престижный факультет прямо со школьной скамьи, в Мишиной группе случилось мало. Сойтись же на дружеской ноге разборчивый парнишка и вовсе смог с одним-единственным раздолбаем, Максимом Бусыгиным, бывшим, по слухам, внебрачным сыном чуть ли не самого Медунова. Макс ходил за ним хвостиком, но не мешал, а как бы создавал фон присутствия, учился из рук вон плохо, чем выгодно оттенял собственные Мишины успехи. К тому же Максим ни в каких проявлениях не интересовался женским полом, оттого не ходил и в конкурентах, хотя и посещал с охотой злачные места. С окончанием студенческой учебы пути-дороги приятелей разошлись: Миша отправился на нагретое заранее Небабой место, Макс отбыл в курортный город Сочи, где таинственный влиятельный отец устроил непутевому сыночку непыльную работку в новорожденной налоговой инспекции. Впрочем, Бусыгин не был свиньей, отметив с другом свое убытие шумно и щедро, а после прислал и адрес сочинской квартирки, предусмотрительно купленной сыночку все тем же загадочным папашей. На случай отпускного визита или иных жизненных осложнений. За что впоследствии Михаил его не раз мысленно благодарил.

Адвокатский статус Миша получил в свой черед и без проволочек и был зачислен по распоряжению Небабы в штат сильно преуспевшей за эти годы «Зеленой волны». Фирма к тому времени успела обрасти филиалами, дочерними предприятиями, заглотнула и изрядный кусок портового пирога. Кроме Миши, «Волна» имела в своих сомкнутых рядах не одного адвоката и консультанта, но и Мише работы хватало, тем более с его протекцией в лице уважаемого Георгия Николаевича. Хотя поначалу на его долю больше перепадала разная мелочовка, как то: ношение охранными службами незарегистрированных огнестрельных изделий, попадания сотрудников в нетрезвом виде в «обезьянник», сопровождавшиеся обычно скандалами в ресторанах и выплатами ущерба, и многие подобные неосновательные вещи.

Впоследствии, приглядевшись к обстоятельному пареньку, его непосредственный шеф, Аркадий Гаврилович Никитенко, возглавлявший во всей полноте юридическую службу компании, стал поручать Мише и по-настоящему ответственные дела. В некоторых из них Мише приходилось идти на мировую с собственной совестью, но в демократической кровавой неразберихе трудно было судить, кто именно прав, а кто виноват. И если Мишиного клиента брали с полными карманами кокаинового порошка, то неизвестно еще, не подкинули ли отраву сами милицейские радетели по просьбе недоброжелателей благоденствующей «Зеленой волны». Больше всего хлопот Мише Яновскому доставлял с завидным постоянством пользовавшийся его услугами некто Карен Суренович Налбандян. Официально в бухгалтерских списках «Волны» Карен Суренович значился заместителем генерального директора по общим вопросам, имел шикарный офисный, с пышногрудой секретаршей, кабинет, но не имел никакого видимого конкретного дела. Какую действительную и теневую роль играл в делах компании господин Налбандян, Миша предпочитал не выяснять, тем более что и генеральный директор «Волны», бывший крайкомовский товарищ Мамурин, побаивался своего «общего» заместителя, имевшего ко всем своим прелестям еще и крайне взрывной, непредсказуемый характер.

Однажды звездной летней ночью Миша Яновский был срочно поднят с постели и вызван по звонку. Благо для разъездов имелась уже заслуженная восьмая модель отечественных «Жигулей». Так что в головной офис «Зеленой волны», занимавшей в гостинице «Центральная» полный этаж, исполнительный адвокат прибыл, по ночному беспробочному времени, уже через пятнадцать минут. В кабинете генерального поджидали его сумрачные Мамурин и Никитенко, присутствовал и натянуто беспечный думский заседатель Небаба. Он и обратился первым к Мише.

– Здравствуй, здравствуй, соколик наш! – запричитал, вставая навстречу, Небаба и, оборотясь к компаньонам, обнял Мишу. – Весь, весь в покойного отца, светлая память Валериану, так же, чуть что, только позови, спешил на помощь... Ах, Карен, Карен, как же тебя угораздило!

– Миша, с Кареном Суреновичем опять проблема. На этот раз очень и очень серьезная, – начал было объяснять Мише причину ночного подъема Никитенко, но тут вновь вступил Небаба:

– Карен – душа-человек! Но вспыльчив, вспыльчив! Такой чувствительный и к самой малюсенькой несправедливости. Горец, что поделать, святые понятия о долге, чести... – Георгий Николаевич даже сделал вид, будто утирает набежавшую слезу. – Говорил я ему, не раз говорил: смотри, доведет тебя гордость твоя до лихой беды. С его-то характером! И надо же, как в воду глядел...

– Погоди, Жора, сейчас не до панегириков, – перебил излияния Небабы генеральный, – надо срочно Карена из кутузки хоть под подписку, а вытаскивать. Пока он там со своей гордостью дров не наломал. Пусть Мишка с Аркадием дуют по-быстрому в ментовку. Дежурный следователь уже там. Его предупредили, и, уверен, нам пойдут навстречу. О Кареновых подвигах, Аркадий, просветишь парня по дороге. И вот вам наличные на самый крайний случай.

Мамурин кинул на стол увесистую пачку портретов Бенджамина Франклина. Аркадий Гаврилович проворно сгреб ее в свой объемистый портфель и потянул Мишу на выход. Машина, разъездной представительский «мерседес», уже ждала у центрального гостиничного подъезда. По пути в милицию Никитенко коротко обрисовал Мише всю непростую ситуацию с гордым карабахским горцем Налбандяном.

Выходило, что взяли Карена Суреновича на трупе, при попытке якобы избавиться от оного. Мертвое тело принадлежало, однако, не бритоголовому неуважительному отморозку, а несовершеннолетней девчушке тринадцати-четырнадцати лет, изнасилованной и зверски растерзанной. Патруль был вызван бдительным сторожем бывшего совхоза, а ныне коммерческого хозяйства «Солнечный», растревоженного светом мощных фар и непонятной возней в подначальной ему лесополосе. Хорошо еще, что в отделении дежурил умный капитан, заглянувший в документы и визитные карточки задержанного и, в справедливой надежде на вознаграждение, связавшийся с Мамуриным.

Сам Аркадий Гаврилович в виновность Карена Суреновича ни на грош не верил, в чем убеждал и Мишу. Конечно, слов нет, Карен жуткий бабник и гуляка, но чтоб такое?! Да и зачем ему? Карен все же человек с понятиями. Опять наверняка влез не в свое дело или, что хуже, бросился выручать, на свой страх и риск, очередного сомнительного приятеля, а может, и вовсе оказался в лесополосе случайно. Но Карен Суренович, по сути, мужик неплохой, к своим отзывчивый, к друзьям безотказный, так что надо непременно выручать. Говорить в милиции в основном должен будет Миша, а он, Аркадий Гаврилович, поможет и поддержит, оставаясь на крайний случай тяжелой артиллерией. Денежные расчеты Никитенко также брал на себя.

Миша сначала просто опешил от услышанного, но, внимая разумно журчащему Никитенко, быстро пришел в себя. В том, что с Кареном произошло очередное недоразумение, Миша не сомневался. Охранительная «крыша» и связанные с ее функциями неурядицы, без которых во времена перемен не выживет нормальное, солидное предприятие – это одно, но грязное убийство ребенка – совсем другое. Миша Яновский даже в мыслях не мог допустить, что он, с детства воспитанный в идеалистических комсомольских понятиях, мог якшаться и оказывать профессиональные услуги последнего разбора подонку. И адвокатская этика, и преданность интересам любого клиента не играли здесь никакой роли. Готовясь с университетской скамьи защищать людей, Миша подсознательно имел в виду лишь категорию несправедливо униженных и оскорбленных властью граждан. Тем паче что изменившаяся до неузнаваемости власть растеряла последние жалкие крохи справедливости и законности. Нынешняя судебно-следственная водица и подавно была мутной, но все же Мише приходилось ловить в ней рыбу и надеяться на будущее очищение родного юридического пруда. Брать под свое заботливое крыло оголтелых уголовников Миша и в случае торжества коммунистической морали отнюдь не собирался. Потому и принял за исходное убеждение в полной и абсолютной невиновности Карена Суреновича в страшном и мерзком преступлении.