Вата, или Не все так однозначно - Роман Емельянов

– И в чем мораль? – Я наполнил рюмку.

Никита вплотную приблизил свое лицо к моему и заговорил почти шепотом:

– Смотрю на тебя, Андрей, и понимаю, что настоящий наркоман – ты. Я видел такие глаза, как у тебя, Андрей. Финал – скоро. Остановись.

– А вот скажи мне, как наркоман наркоману, Никит. Я слышал, что выход из состояния наркотического опьянения ужасен.

– Просто кошмар, – кивнул бармен.

– Так почему же, если выход столь ужасен, люди снова и снова это делают?

– Человеческая память – удивительная штука, – Никита бросил салфетку на плечо, забрал пустую тарелку из-под селедки, – никто не помнит о выходе, все думают только про вход. Еще водки?

Я помотал головой. Что-то расхотелось напиваться. Я бросил на стол пятитысячную купюру, вынырнул из подвальчика на свежий ночной воздух и поплелся в сторону ближайшей проезжей части – ловить такси.

К черту! К черту! Нечего ждать, надо уходить сейчас. Иначе это «завтра» не наступит никогда. Никита прав. Я попался в капкан, расставленный на пути каждого человека на протяжении уже не одного тысячелетия. Чего я жду? Может, я просто боюсь? Может, мне страшно оттого, что никакой свободы на самом деле нет? Или я страшусь того самого полета, о котором грежу уже столько лет? Вдруг я не умею летать? Вдруг я никакая не чайка, а нечто, рожденное лишь ползать? И если это так, то я останусь ни с чем. Сейчас у меня есть хотя бы мечты о полете, а так не будет ничего. К черту! Если не проверить, никогда не узнаешь! Утром в банк и в аэропорт!

Я достал сигарету, зажигалку.

– Извините, не дадите прикурить? – прервал мои мысли пожилой мужчина с зонтом. Оказывается, моросит мелкий ледяной дождь. А я и не заметил.

– Конечно.

Я зажег огонь. Дал прикурить, прикурил сам. Прохожий внимательно посмотрел на меня.

– Спасибо.

Я пошел дальше. И почти тут же услышал хлопки и почувствовал, как в спину меня что-то несколько раз ударило, толкнуло вперед и вниз, навстречу асфальту.

– Андрей! – услышал я голос Никиты. – Андрей, ты телефон забыл!

И приближающиеся шаги Никиты, и удаляющиеся бегущие шаги мужчины, который стрелял мне в спину из пистолета с глушителем. Профессионал. Если бы не Никита, добил бы в голову, наверняка. Я почему-то вспомнил финал фильма «Игла», где героя Виктора Цоя режут ножом, но тот все же закуривает, встает с колен и уходит вдаль по заснеженной еловой аллее. Красиво. А я лежал в луже и не мог пошевелиться, чувствовал что-то горячее внутри и слюну, стекающую изо рта. Подбежал Никита, он что-то кричал, а потом звонил в «Скорую»…

– Люди делятся на тех, кто упивается своим безумием, и тех, кто всю жизнь бежит от него.

Голос Серого звучит тихо и спокойно. Мне кажется, я слышал эти слова. Я сижу рядом с ним на холме под огромным ветвистым деревом. Отсюда открывается прекрасный вид на долину, усыпанную разноцветными листьями. Солнца не видно, но все же не темно, над землей повис розовый полумрак. – Борьба вторых с первыми осложняется тем, что им приходится постоянно бороться еще и с собой. Чистые безумцы этим противостоянием не отягощены и все силы отдают войне против здравого смысла. Ни один сумасшедший не признает, что он ненормален. Ни один негодяй никогда не сознается в этом. Человек всегда найдет оправдание самым никчемным своим поступкам…

– Что случилось? – Я осмотрел свое тело в поиске ран, но ничего не нашел.

– Ты опоздал. Тебя нашли. Эти идиоты, которые забрались на базу НАТО, сдали всех с потрохами, когда им предложили выбрать между Гуантанамо и сделкой. Информация быстро попала к одному из твоих заказчиков, решение было принято молниеносно.

– К которому из заказчиков?

– А какая теперь разница? – Серый улыбнулся, встал и пошел вниз по холму, я вскочил и побежал за ним. Скоро мы достигли подножия, того места, где я не мог сдвинуться с места в предыдущие наши встречи. Серый уверенно пошел дальше, словно по твердой поверхности, я шагнул вперед и сразу провалился по колено. Попытался вырваться, но безуспешно, как и прежде.

– Стой! – закричал я. – Стой! Я увяз! Погоди! Дай руку!

Серый остановился и посмотрел на меня сверху вниз:

– Я не могу взять тебя с собой. Слишком поздно.

– Но что это такое, в чем я застрял? – Я снова совершил отчаянную попытку освободиться, но провалился еще глубже. Серый вновь улыбнулся, очень печально, с каким-то болезненным сожалением посмотрел на меня.

– Я думал, ты давно догадался… Это – вата.

Прошло двадцать три года… Как отзываются внутри и как страшно звучат эти слова. Прошло двадцать три года. Двадцать три года – это вот тот высокий спортивный парень на мотоцикле, это та красивая девушка, ого, да у нее уже двое детей! Двадцать три года… Бесконечно долгое и невероятно быстрое путешествие. В жизни Нефедова за это время произошло немало изменений. На волне демократических перемен девяностых былые проступки Ивана были забыты, а некоторые неожиданно превратились из неудач в победы. Цунами перемен снесло высоченной волной всю кадровую верхушку Конторы, и Иван стал одним из тех, кто заполнил собой свободные места. Шрамы былых ран огрубели, память стерла многое и многих. Лишь иногда, как правило, по ночам, эти полузабытые образы возникали в голове Ивана, словно из ниоткуда появлялись в его пустой тихой квартире на Патриарших и смотрели на него, пока он спал. Он чувствовал эти взгляды, но упорно отказывался просыпаться, хотел махнуть рукой, прогнать, как назойливых мух. А утром холодный душ и крепкий кофе стирали остатки этих ночных визитов.

Единственное, что Иван взял с собой из прошлой жизни в свой новый кабинет – Андрей Черданцев. Мальчик из «Пьяного дворика» для Ивана, не имевшего не то что детей, а вообще каких-либо живых родственников, стал по сути родным человеком. Сам Нефедов давно превратился в машину, робота, выполняющего приказы и отдающего приказы, но этот парень оставался маленькой искрой в его душе, маленьким смыслом в его серой жизни. И хотя он его не видел с августа девяносто первого года, он продолжал издали следить за ним и даже иногда умудрялся помогать ему. Не прошло и недели после знакомства, Нефедову пришлось вытаскивать Андрея и его друзей из неприятнейшей истории с убитым банкиром и плохими ментами. Собственно, это и был последний раз, когда они виделись. И таким Нефедов его навсегда и запомнил, а после и представлял – юным, с непослушной челкой, мечтателем, верящим в любовь и чудеса, стремящимся покорить весь мир, а заодно сделать его лучше. Полная противоположность одинокого разведчика. Ивану казалось, что, когда он помогает Андрею Черданцеву, он помогает и себе. И когда тот угодил в переплет с убийством директора казино в Питере, и когда Нефедов помог ему избежать преследования за непредумышленное убийство бандита Арсена. Возможно, Андрей и не знает, что Арсен Кудасов скончался. Оно и к лучшему. «Он чище и светлее меня, – думал Нефедов, – незачем омрачать ему путь. Тем более когда речь шла о каком-то подонке, да еще и самозащите».