Струны черной души - Евгения Михайлова

— Ты понимаешь, — сказал мне Сергей, заглянув однажды вечером. — Я не вижу ни одной причины для нее врать. И в то же время всякий раз во мне поднимается стойкий протест против собственной доверчивости. Так, наверное, бывает: человек с врожденной лживостью в какой-то момент оказывается главным носителем истины по сложным делам. Садись, давай выпьем пива перед тем, как я расскажу о новом откровении Павловой. Можешь поверить, пиво нам понадобится. Для того и купил.

Я сжалась.

Павлова-гнида, это опять что-то по мою душу.

Я поставила на стол стаканы, Сережа вытащил из пакета четыре бутылки пива — две светлого, две темного, — и сунул их в морозилку. Затем сходил в ванную умыться, потом покурил. Достал и открыл две бутылки. Посмотрел на меня взглядом доктора Айболита и произнес:

— Ты права. Она кое-что опять вспомнила, и это касается тебя. Выпей, пожалуйста. Павлова сейчас сомневается в собственной версии о том, что ты убила своего мужа. Более того! Она вспомнила тот день, ту ночь, восстановила по каким-то своим записям: оказывается, у нее есть что-то вроде дневника, — и выдала следующее. В ночь убийства твоего мужа ей якобы позвонил Борис Миронов. Сказал, что соскучился и не может оставаться один. Она, конечно, примчалась. Вспоминает, что он был очень бледным, возбужденным. От него пахло не просто алкоголем. Ей показалось, что это запах чистого спирта. Ну, она типа сначала ни о чем не догадывалась. У них вроде даже была попытка секса, но у него ничего не вышло. И тогда он в качестве оправдания сказал: «Это все из-за нее. Ты понимаешь, я на самом деле влюбился. Таня тоже меня любит. Но если бы я знал, какая бывает на свете подлость и мерзость, то бежал бы от этой семейки куда глаза глядят…»

Сергей сделал длинную паузу и продолжил:

— Павлова говорит, он плакал. Оставим на ее совести мелодраматические подробности. Дальше она утверждает, что он признался в том, будто видел, как отчим приставал к Тане. Миронов пришел к девочке, дома был Анатолий, они оба показались ему странными. Он быстро попрощался и ушел. Его никто не провожал, и он перед тем, как закрыть дверь, отжал и заблокировал язычок замка. Он не захлопнулся. Ну, и вроде вернулся через сорок минут, вроде застал какую-то сцену. Вроде сказал Павловой, что сразу убежал. Приехал домой, выпил, позвонил ей. Марго, она готова дать такие показания следствию: до сегодняшнего дня верила, что ты убила мужа. Но сегодня вспомнила такую деталь. После неудачного секса она мылась в ванной, вытиралась полотенцем, которое висело на горячей трубе. И ясно увидела на нем пятна крови. Испугалась, подумала, что родинку себе сорвала, с нею такое было. Но у нее ничего такого не было. Кровь появилась на полотенце раньше. А раньше им вытирался только Миронов, и оно местами было еще влажное. Когда я выразил сомнения в ее уверенности в дате и времени, она показала мне свою тетрадку с записями. Да, там по датам какие-то обрывочные фразы или слова. Под числом следующего после убийства дня запись: «Полотенце?!»

— И как все это проверять?

— Да никак. Но тут дело вот в чем. Если Анатолия убил Миронов из ревности, то как это вяжется с другими ее показаниями: о том, что и Миронов, и Ковров убиты одним заказчиком?

— Которым она считала меня.

— Фиг с ее предположениями. Дело в другом. Версия с заказчиком, который убирает исполнителей убийства и свидетелей заговора вписывается в нашу картину. А тут — опять поворот в другую сторону.

— Я вообще-то не вижу особой проблемы и даже особого поворота. Миронов мог убить по заказу, при этом испытывать ревность и даже на самом деле что-то увидеть. Это было, мы же знаем. Павловой сказал о ревности, возможно, искал для себя оправдания. Он же не признался ей в убийстве.

— Черт, действительно. Если учесть, какие специалисты и психологи в деле, его могли подвести именно к тому моменту, чтобы в нем взыграла кровь мавра. Понимаешь, в безумном полете мыслей Павловой тесно сливается то, что было на самом деле, и то, что рождают больные мозги. И такая фанаберия по любому поводу. Она явно считает себя исключительной личностью. Бабочка-однодневка.

— В смысле?

— Ты не встречала в инете этот шедевр? Ложится на Павлову, как больничная пижама.

я бабочка я однодневка

сравните вашу мутотень

и яркий страстный бесконечный

мой день

Похоже?

— Да в точности, — я с облегчением рассмеялась. — Это единственный выход — не воспринимать Павлову всерьез. С паршивой овцы, как говорится.

— Кстати, — добавил Сережа. — Она сказала, что раскаивается в том, что бросила на тебя тень своими подозрениями. Хотела бы как-то побеседовать.

— Только этого не хватало.

— Надо, мать, надо. Исходим из того, что в каждой мутотени может быть зерно яркой истины, пусть даже от бабочки-однодневки. В общем, я дал ей твой телефон. Пойми и прости.

— Жду с нетерпением, — задумчиво ответила я.

Меня вдруг стало страшно мучить слово «заговор».

Я пережила, перестрадала ту жуткую неотвратимость, какая прячется за ним.

Да, угроза жизни. Да, смерть. Да, жизнь под страхом, что едва ли не тяжелее.

Но сейчас я рассматриваю листок с нарисованной Сережей паутиной нитей, которые ведут к кружочкам с именами и фамилиями.

В центре — в большом кружке одно слово «Марго». От всех ко мне стрелы.

Я не знаю этих людей, кроме Игоря и Сотниковой с Павловой.

Мне не было до них дела. У меня не было времени подумать о том, что они живые. А сегодня нахожу их в «Гугле». У них лица, у них семьи. Дети есть у некоторых из них.

Неужели алчность способна заставить носителей человеческих мозгов и сердец не только видеть добычу в женщине, не причинившей им никакого зла, не только планировать цепь убийств ни в чем не виноватых людей, но и ставить собственные жизни, судьбы близких на край опасности?

Сережа и следователь проделали большую работу.

В одном кружочке паутины есть Надя Павлова: она сама сказала, что приходила в колледж, задавала там вопросы о Тане, о том, не приходит ли за ней Миронов. Чем привлекла к себе внимание Томы Сотниковой. Они обменивались информацией.

Тома рассказала ей, что Таня с ней переписывается.

Работник автозаправки Кузьмин, подозреваемый в том, что подложил взрывчатку под сиденье машины Игоря, признался в том, что встречался в маленьком придорожном кафе с человеком, который представился секретарем Эльвиры Сергеевой.

В одном кружочке паутины это «Х».

Кузьмин описал его как очень худого, длинного парня в черной куртке с капюшоном, лицо прикрыто большим шарфом. Судя по голосу, совсем молодой.