Струны черной души - Евгения Михайлова

Была пятница.

Сергей поехал с группой в дом, где убили Коврова. А ко мне часов в шесть вечера приехал Игорь. Никогда еще он не приезжал так рано.

Мы посидели за кухонным столом, попили кофе с булочками, как мирная семейная пара. Затем я сказала ему, что обещала приехать к папе до ужина.

Отменить не могу, опоздать тоже. У папы строгий режим после отравления.

— Конечно, — поднялся Игорь. — Ухожу.

Поднялся, притянул меня к себе. И все медлил, и все не говорил прощальных слов. Вдруг посмотрел взглядом робкого подростка.

— Я все не решаюсь попросить тебя. Разреши поехать с тобой. У меня в кои веки свободный вечер, да и выходные тоже. Я больше не обязан вовремя возвращаться домой. Познакомь меня с отцом. Давай побудем вдвоем — как можно дальше от всего. От работы, от идиота Кости, от этих твоих бумаг, которые могут увести тебя от меня навсегда в какую-то другую жизнь. И, конечно, подальше от твоих проблем, бед и страшных подозрений.

— А поехали, — просто ответила я.

И мы отправились на его машине.

Он предложил мне устроиться сзади, где можно разлечься с ногами на просторном и мягком кожаном сиденье с регулируемой спинкой, укрыться пушистым пледом, включить музыку и даже разложить походный бар с напитками в маленьких бутылочках и печеньем.

Не припомню, когда еще мне было так уютно после возвращения из заключения.

Наверное, только в первый приезд в наш дом. Но там были только ожившие воспоминания и детские чувства. А в этом путешествии со мной был любящий и заботливый мужчина. Здесь и сейчас. И мы плыли вдвоем по волнам густых, темнеющих сумерек. И был наш корабль защищен от мира, как крепость. И светился его огонек, как символ иллюзорного, безмятежного, плавучего дома, подаренного на минуту, на час для отдыха и награды.

…Я все это вспомнила через неделю. Прошлась обнаженными нервами по каждой секунде. Вот дошла до последней. Тут еще тепло, мягко, млеет тело и душа.

А тут уже налетела следующая, грозовая секунда. И мое тело, замороженное болеутоляющими уколами, вновь взрывает немыслимая, разрывающая каждую клеточку боль. Глаза слепнут от огня и собственной крови, дыхание прервано запахом катастрофы.

Сергей рассказал мне, как все было, уже здесь, в больнице, когда я пришла в сознание.

Взрывчатка была заложена под заднее сиденье.

Все службы вызвал случайный гаишник.

Кольцову сразу сообщил помощник, отслеживающий ДТП и несчастные случаи. Он проверил по приложению нахождение моего мобильного.

Сергей связался со следственной группой Земцова. Примчался вместе со «Скорой».

Я была в страшном виде, но еще не потеряла сознание. Спросила, погиб ли Игорь. И тут же увидела его лицо, склонившееся надо мной. Белое, перевернутое лицо с красными струями, стекавшими со лба. И сейчас вновь ощущаю тот леденящий страх. Помню, я тогда закричала:

— Это убийца. Арестуйте его.

И потеряла сознание.

— Будем считать, что тебе повезло, — сказал Сергей. — Тачка у Игоря Сергеева вся из особо прочных материалов с защитой от взрывов. Даже кожа на сиденье закалена и обработана. Взрывчатка под тобой была не слабая. Но голова не пострадала, что меня беспокоило в первую очередь. Кости целы. Шрамы на какое-то время останутся. На лице, говорят, скоро пройдут. А в остальном ты из тех женщин, которых этим не испортишь.

— Хорошая шутка, — попыталась улыбнуться я.

Мне еще не показали зеркало, но было полное ощущение, что от лица остались только глаза и щель, куда заливали жидкое питание, причем она от всего болела.

— Зубы целы, ты не в курсе?

— Конечно, — с энтузиазмом сказал Сережа. — Бог всегда на стороне зверей. Он не оставил бы такую хищницу беззубой. Все у тебя будет хорошо, если ты о красоте. А теперь давай немного поговорим. Тебе все равно придется обсуждать все со следователем. Ты помнишь, что требовала арестовать Игоря как убийцу? Это было сознательно? Ты и сейчас считаешь, что он может быть причастен?

— Я помню. Не знаю, как отвечу следствию, я не стукачка. Но тебе постараюсь объяснить. Во время взрыва я не потеряла сознание, я даже не перестала соображать. Была уверена, что водителя разнесло в клочки. Я вообще думала, что взрывчатку подкладывают в двигатель. И когда увидела его лицо… Я в такой жуткой ситуации вдруг не обрадовалась, а страшно перепугалась. Теперь я точно знаю, что страх смерти страшнее смерти. Да, в его полубезумных глазах я прочитала что-то вроде любопытства: жива ли. Но, разумеется, никаких официальных обвинений. У меня нет причин, кроме собственного страха. А его не арестовали?

— Нет. Его отпустили под подписку о невыезде как главного свидетеля. И да, подозреваемого. Но о последнем пока не знает он сам. Потому что это версия, основанная исключительно на моих расследованиях вокруг твоего завещания и гибели мужа и дочери. А их пока нет в официальном деле. Я не стану тебя больше мучить. Скажи просто: ты подозреваешь его сейчас? Он ведь тоже пострадал, не сильно, правда. Но я не припомню такой ситуации, чтобы виновник оставался на момент взрыва в машине. И потом, он ведь ничего не выигрывает от твоей смерти, раз вы не женаты.

— Я продолжу твою мысль, — сказала я, чувствуя, что теряю сознание от слабости, ожившей боли и все того же холодящего страха. — Мы не просто не женаты. Он понял меня в том, что этого не будет вообще. А он меня хорошо знает. Из этого решения вытекает, что так близко ко мне не окажется никто другой. И что он сам ближе уже не будет. Да, ни у кого другого не было такой возможности. Кроме тебя. То, что сам пострадал, снимает подозрения, пускает всех по ложному направлению. И если бы я… Если бы хотя бы вышибло мозги, как ты опасался… Начинает работать последний пункт тети Изабелл. Поставщик устриц. Вот и мотив. Сережа, мне плохо. Меня тошнит. Мне не оторвало ни голову, ни ногу, ни руку. Только мужчину, который был физически близок и приятен. Такое членовредительство…

А когда Сережа ушел, когда прибежала медсестра с уколами, я уплывала в царство обезболивания с рвущейся от горя душой. Не в потере одного мужика дело, а в предательстве.

Бог плохо защищает хищниц.

На следующий день врач спросил у меня, готова ли я пообщаться со следователем.

Я попросила принести мне зеркало. Медсестра достала из кармана свою пудреницу.

Я взглянула и сказала врачу:

— Если можно, скажите, что только через два дня. Какой может быть разговор с таким уродом.

Врач понимающе кивнул, вышел. А я попросила свой телефон и написала Сергею список кремов, тканевых масок, пудры и гигиенической помады.

Мне кажется, Сережу надо брать в штат на зарплату главного распорядителя по уходу за моим организмом.

Никого другого я к этому допустить не могу. Чего стоит эта маленькая и миленькая палата на одного в обычной московской больнице. Это он сразу потребовал для меня.