Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

Девушки парами зашагали к своим аэропланам. Из пилотов без пары осталась лишь одна – еще только подходившая к летному полю, аккуратно выбирая дорогу. На ее протезах поблескивал лунный свет.

Линне дождалась, пока Ревна не подойдет достаточно близко – у нее не было никакого желания кричать.

– Который из аэропланов твой? – поинтересовалась она.

Во рту у нее пересохло, язык слушался с трудом.

Ревна поникла и, ссутулившись, спросила:

– Хочешь полететь со мной?

По-хорошему надо бы ответить «да», однако Линне всегда предпочитала честность доброте. Она пожала плечами.

Ревна выпрямила спину и гордо прошествовала мимо нее, вздернув подбородок.

– Вон тот.

Линне зашагала за пилотом, из ее пальцев струились искры. Она не знала, смеяться ей или орать. Неужели ты действительно с ней полетишь? Интересно, Ревна сейчас думает о том же?

Та остановилась у крыла своего аэроплана – уродливого, без украшений, с обрезанным носом. Линне поверить не могла, что ей придется вливать в эту нескладную штуковину искры своей жизни, тогда как в воздухе правят бал элегантные Небесные кони и могущественные Драконы.

– Садись сзади, – сказала Ревна.

– И как ты собираешься туда забраться? – Линне взглянула на сиденье пилота. – Только без обид, – добавила она.

Ревна стиснула зубы. Линне кожей чувствовала накал ее ярости.

– Я…

Заткнись. Ревна забралась на край крыла. Затем прямо у нее перед носом забросила себя в кабину. Причем с легкостью – Линне пришлось это признать. Вполне возможно, она слишком поспешила со своими выводами.

Внимание Линне привлекли доносившиеся с поля крики. Первая Стрекоза, раскачиваясь из стороны в сторону, неуверенно поднялась в воздух темной тенью, резко контрастирующей со светом ламп на зеленой траве, в котором сверкнули нарисованные языки пламени. Аэроплан Кати. Девушки захлопали.

Линне увидела, как Стрекоза опасно клюнула носом, чуть не уткнулась в землю, но потом так резко рванула вверх, что у девушки внутри все перевернулось. Да, это было куда сложнее, чем приводить в действие стиральные машины и радиостанции. И провал теперь означал не шлепок по запястью и даже не ссылку в Мистелгард. Провал теперь означал возвращение домой в гробу или смерть в какой-нибудь дыре без всяких похорон.

Раньше я то и дело оказывалась на волосок от смерти. Каждый раз, когда полк Кослена шел в наступление, ее жизнь неизменно оказывалась под угрозой. Здесь, в тылу, в окружении единомышленников, ей полагалось чувствовать себя в большей безопасности. Выкурить бы сейчас сигарету… Но, сунув ее в уголок рта, она заметила, что у нее под ногами поскрипывают доски, а крылья машины обтянуты полотном. У Линне не было желания сжечь собственный аэроплан еще до того, как тот оторвется от земли.

Машину начало трясти, и Линне схватилась за края кабины, стараясь сохранить равновесие.

– Готова? – прозвучал рядом с ее ухом голос Ревны.

Нет.

– Конечно.

Линне пыталась сориентироваться. Ее колени упирались в сиденье Ревны. Сзади к нему был пришит карман для карты, у правой руки был установлен компас. Она застегнула ремни и произнесла в трубку рядом с ухом.

– Ну и что я должна делать?

– А ты не знаешь?

Слабый жестяный звон переговорной трубы не смог заглушить сквозившее в голосе Ревны недоверие.

Линне нахмурилась. Последние три недели она провела отнюдь не за изучением всех деталей строения Стрекозы.

– Полагаю, мне надо что-то делать с искрами.

Какое открытие! Гениально.

– Там есть дроссель, – сказала Ревна. – Мы не взлетим, пока ты не направишь в него свою энергию.

Дросселем оказалась длинная стальная труба, торчавшая из пола кабины и соединявшая ее искры с двигателем. Она могла левой рукой питать двигатель, а правой вести огонь по врагу. Линне закатала рукав, потянулась к трубе, взялась за рукоятку и тут же почувствовала себя даже хуже, чем в своем первом бою. Но все же вытолкнула из себя тонкий ручеек искр – в точности как ее учили. А потом подняла глаза – как раз чтобы увидеть судорожный рывок машины и решетку вокруг пилотского сиденья, заключившую Ревну в сияющую клетку. Линне хотела было изумленно ахнуть, но осеклась, почувствовав острую боль. Пока она смотрела на Ревну, из трубы выстрелила живая нить и обвилась вокруг ее запястья.

– Черт.

Она попыталась отдернуть руку, но Стрекоза ее не отпустила. Струившиеся из руки искры иссякли.

– За языком следи! – крикнула ей Ревна.

– Ты что, шутишь?

Ревна выглядела так, будто ее жрали живьем и при этом единственное, казалось, что ее интересовало, это слова, слетавшие с губ Линне.

Крылья аэроплана дернулись. Линне ощутила, как к ней возвращается самообладание, как понемногу отступает паника. Надо расслабиться. Если успокоиться, все будет хорошо, ведь летать так здорово…

Но страх мертвой хваткой держал Линне, разметав в стороны все другие чувства. У нее так дрожала рука, что пальцы выбивали по искроводной трубе барабанную дробь. Противоестественная магия Узора и на поле была неприятна, а теперь засела у нее в голове. «Убирайся прочь!» Линне скорчилась и попыталась оторвать руку.

– Перестань. Перестань, – твердила ей Ревна, и паника Линне сменилась спокойствием, хоть и с ноткой отчаяния. – Если не успокоишься, мы никуда не полетим.

– Ну уж нет, – прошептала Линне.

Она физически ощущала смятение аэроплана, нервозность, которую она в него вливала. И тут же – благотворное влияние Ревны, пытавшейся их обеих утешить, посылавшей Стрекозе успокоительные мысли в попытке выровнять машину. И, хотя Ревна ничего об этом не говорила, Линне также чувствовала нетерпение, негодование и гнев пилота, направленные на нее, потому что все уже взлетели, и лишь они одни застряли на земле. Из-за Линне никто и никогда еще не терпел поражения. Она с такой силой сжала свободную руку, что пальцы свело судорогой, а ладонь, в кожу которой вонзились ногти, полыхнула огнем. И тут же почувствовала, что аэроплан выровнялся.

– Хорошо, – сказала Ревна.

Инженеры семафорили руками, показывая предпоследнему аэроплану, что можно взлетать. Надо было взять себя в руки. Она обязана сделать то же, что и другие. Ради этого она бросила отцу вызов. Я солдат. Тот самый, которого прозвали львенком. Но это было в другом полку сто лет назад, когда все считали ее мужчиной. Она наполнила грудь воздухом и сильнее сжала искропроводную трубу, которая загудела жизнью и теплом.

– Что я должна делать?

– Расслабься.

– Это все, что ты можешь мне сказать?

К Стрекозе подбежали инженеры. Увидев Линне, Магдалена сморщила нос.