Жертвы - Джонатан Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майло затянулся.
– Манипуляции – это в духе нашего злодея. Можешь представить, чтобы тип вроде Феллингера связался с такой, как Фрэнки?
– В сердечных делах ничего определенного сказать нельзя.
– Серьезно, Алекс.
– И я тоже. У Фрэнки есть кое-что общее с Кэти Хеннепин – застенчивость. Преимущество может получить тот, с кем ей будет комфортно. Даже тип в дорогом костюме.
Майло сделал несколько шагов, обернулся.
– Еда, вся эта постановка… Чучела… Я вот о чем подумал. Этим ведь таксидермисты занимаются, верно? Размещают экспонаты, создают композицию… Что, если Феллингер – или кто-то другой – познакомился с Фрэнки через это ее хобби и решил, что она и есть его экспонат?
– Кто-то другой? У тебя новые сомнения в отношении Феллингера?
– Было время подумать, вот и сомнения. Пока мы за ним наблюдаем, не произошло ровным счетом ничего, так что давай смотреть правде в лицо – у нас нет на него ничего, кроме предположений.
Он бросил на землю недокуренную сигару и раздавил ее каблуком.
– Пора поговорить с другой семьей. Веселье не кончается. Помнишь, тот эксперт сказал – мол, у всего вкус курицы. Как думаешь, а что куры говорят – у всего вкус зерен?
К половине второго ночи никаких новостей с места преступления не поступило.
– Ее родителей поставлю в известность завтра, – сказал Майло. – Дам им еще несколько часов, прежде чем их мир изменится навсегда.
– Когда? – спросил я.
– Думаю, часов в девять-десять. Ты свободен?
– Дай мне час – приготовиться.
– Надеть подобающую случаю маску? Я никогда не могу выбрать подходящую.
* * *
На связь он вышел во втором часу дня. Голос звучал хрипло и устало. Вместо того чтобы поспать, Майло вернулся к дому Гранта Феллингера. «Челленджер» и «БМВ», на котором ездила, вероятно, супруга, оставались на месте почти до восьми утра, когда адвокат вышел из дома и отправился на «Додже» в свой офис в Сенчури-Сити.
Потом смену принял Мо Рид, а Майло ненадолго заехал к себе домой, в Западный Голливуд, где принял душ, проглотил половину холодной пиццы и изрядную порцию холодной запеченной пасты. Все это он проделал, читая газету и сидя напротив доктора Рика Силвермана, который завтракал фруктами и хрустящим воздушным рисом.
– У него «Уолл-стрит джорнал», у меня – «Таймс». Мы оба по утрам не в лучшей форме, а уж сегодня раздражительны, как черти. В конце концов его вызвали, и я тоже собрался уходить, но в последний момент обнаружил, что мне надо сменить рубашку – заляпал томатным соусом, – и вот это достало меня больше всего. Думаешь, все чертово подсознание? И итальянскую еду я выбрал по велению большого и доброго сердца?
– Тебе всегда нравилась пицца.
– Ты опять за свое. Опускаешь на землю.
* * *
Уильям и Клара Ди Марджио жили в выкрашенном оливково-зеленой краской одноэтажном бунгало к югу от Пико и к востоку от Оверлэнда. Я прождал Майло минут десять. На нем был серый костюм в цвет неба, желтая рубашка, галстук цвета глины и верные велюровые ботинки, подметки которых менялись уже несколько раз. Образ довершали гладко зачесанные волосы, небрежно выбритое лицо с сеточкой порезов на подбородке и налитые кровью глаза. Голова наклонена вперед.
Три с лишним сотни убийств. И все как в первый раз.
* * *
Дверь открыла женщина. За шестьдесят, рост пять футов и три дюйма, коротко постриженные черные волосы, приятное лицо, маленькое тело, утонувшее в стеганом голубом халате.
– Да?
– Миссис Ди Марджио?
– Это я, а что?
Майло показал жетон. Не карточку, на которой написано «Отдел убийств».
– Мистер Ди Марджио дома?
– А в чем дело?
– Это касается вашей дочери Франчески. Нам можно войти, мэм?
– Будьте добры, еще раз ваш жетон. – Но она уже отступила и ухватилась за дверной косяк.
– Клара? – Голос прозвучал раньше, чем появился мужчина. Уильям Ди Марджио был ненамного выше жены, но старше – или просто постарел быстрее, – с вьющимися седыми волосами, обвисшими веками и грубоватой, обветренной кожей. Постриженные небрежно усы торчали во все стороны.
– Полиция, Билл.
– Что происходит? – требовательным тоном спросил Билл Ди Марджио и направился к нам.
* * *
Как всегда, Майло старался как мог. И, как всегда, старания были напрасны.
Клара Ди Марджио вскрикнула и задрожала. Муж протянул руку, будто хотел ее оттолкнуть. Глаза его наполнились гневом, подбородок выдвинулся вперед, в уголках раскрытого рта собралась слюна.
Я прошел на кухню, принес воды и коробку с салфетками и поставил все на кофейный столик перед супругами. Столик орехового дерева с черными крапинками имел форму лиры и стоял на золоченых лапах грифона. Корзина с восковыми фруктами, бронзовые щипцы для орехов в виде крокодила и несколько фотографий в рамках – свободного места почти не осталось.
Большинство снимков представляли ничем не примечательных мужчин и женщин лет тридцати с лишним, две супружеские пары, каждая с двумя детьми. На одной из фотографий присутствовали Клара и Билл. Ни татуировок, ни пирсинга я не увидел.
Симпатичная девушка-подросток на еще одном снимке, чуть в сторонке, напоминала Франческу Линн Ди Марджио с мутной фотографии на водительских правах, но только без голубого с алым «ежика», змеящихся черных татуировок на шее, гвоздиков, колец и штанг в бровях, носу, губах и между нижней губой и подбородком. Пирсинг был повсюду, кроме ушей. Скромная, застенчивая девушка, всем своим видом бросающая вызов миру?
Я внимательно изучил выражение на ее еще не подвергшемся модификациям лице. Напряженное, озабоченное. Вымученная улыбка. Приготовилась позировать, но фотограф все равно застал ее врасплох.
Клара Ди Марджио стихла. Муж убрал руку с ее плеча и отодвинулся на несколько дюймов.
– Мы сочувствуем вашей потере, но не могли бы вы поговорить с нами? Это поможет понять, что произошло.
– То произошло, что она жила как фрик. Вот и…
– Ох, – застонала миссис Ди Марджио и сжала ладонями щеки.
– Какая теперь разница? Она что, расстроится?
Клара снова заголосила. Уильям стиснул зубы, и его усы ощетинились.
– Мы будем благодарны за любую информацию, которой вы пожелаете поделиться, – сказал Майло.
– У нее была своя жизнь, и нас она из нее исключила.
– О боже, – пролепетала Клара.
Уильям отодвинулся еще дальше.
– Взять хотя бы то место, где она якобы работала. Делала вид, что это настоящая работа и мы должны быть в восторге.