Жертвы - Джонатан Келлерман

– Скажите, какая из этих трех служб лучше?

– Они все хороши, сэр.

– Одна всегда лучше.

– Попробуйте «Био-Вак».

– Надеюсь, цены у них умеренные. Не думаю, что я должен платить хоть грош, но спорить с городскими властями бесполезно. – Джек посмотрел в окно. – Не хочу даже знать, что они там делают. Жене нужно вернуться к нормальной жизни, а моя станет настоящим адом.

* * *

Майло закурил сигару, выдохнул облачко дыма, на несколько секунд окутавшее его голову, затем вновь материализовался из кумара и повел меня в задний двор. Запах дешевого табака не помогал. На открытом воздухе легче не стало. Вонь перебивала все, выворачивала наизнанку желудок, выжигала мозг и пропитывала все десять ярдов пространства, отделяющих главный дом от строения, похожего на гараж.

В одном Джек Форбишер был прав: тот, кто познакомился с запахом разложения, не забудет его никогда. Несмотря на ровный, дующий с запада ветер, глаза у меня начали слезиться. Майло глубоко затянулся, повернулся, и я заметил под его ноздрями влажный блеск ментоловой мази. Он предложил мне тюбик, и я воспользовался предложением. Помогло, хотя и не очень.

За тысячу долларов в месяц Франческа Ди Марджио получила сто пятьдесят квадратных футов того, что агенты по недвижимости называют «открытой планировкой». Сейчас это пространство заполняли люди в защитных костюмах и масках. Большинство работали, и только одна фигура маячила без дела в сторонке.

– Шон, – сказал Майло. – Это он принял звонок.

Бинчи стоял в расслабленной позе, опустив руки, как будто ничто его не беспокоило.

А беспокоиться было о чем.

То, что было когда-то Франческой Ди Марджио, растеклось коричнево-черно-зелено-красной вонючей массой по гладкому цементному полу у входа в кухоньку. Под вязкой кожей белели кости и зубы. Металлические блестки – я насчитал их по меньшей мере семь – отмечали проколы. Где именно они находились первоначально, сказать было трудно, потому что кожа растянулась и расползлась.

Гноящиеся руки и ноги находились в положении, напоминавшем Кэти Хеннепин. Как и простыня, полностью покрывавшая тело. Часть ее была отвернута, чтобы фотограф мог делать свое дело.

Возле трупа стоял самодельный стол, точнее, лежащая на боку огромная катушка для электрического провода. На голой деревянной поверхности – тарелки с гниющей едой.

Добро пожаловать к обеду.

Определить, что именно представляло собой последнее блюдо, было невозможно. Посуда, на которой все лежало, была белая, как и зубы и кости Фрэнки Ди Марджио, в тех местах, где на нее не наползла разлагающаяся комковатая масса. То же относилось к серебряным приборам и красным стеклянным бокалам.

На этом фоне выделялась чистотой бутылка вина.

Майло прочел этикетку.

– Просекко[36]. Дешевое.

Криминалисты продолжали работу, но при этом старались держаться подальше от тела. Стёрджис жестом поманил ближайшего. В маске и защитном костюме он напоминал штурмовика из «Звездных войн»

– Да, лейтенант? – Звук получился резкий, скрежещущий.

– Есть предположения насчет того, что там за еда?

– Думаю, какая-то рыба – белое, волокнистое. А может, цыпленок. Потом что-то вроде горошка – круглые зеленые штучки. То есть я надеюсь, что это горошек, но не уверен. То, что я вначале принял за рис, оказалось дохлыми личинками.

– Подумать только, – сказал Майло. – Сильная кухня, раз личинку убивает.

– Вы же знаете, сэр, как оно бывает. Иногда эти твари забираются от жадности слишком глубоко и не могут выбраться. Везунчики становятся мухами.

– Выживание наиболее приспособленной личинки, – хмыкнул Майло. – Суть полицейской работы.

Из-под маски с фильтром из активированного угля пробился астматический смех.

– Что-нибудь еще, лейтенант?

– Предположительное время смерти было бы кстати, – сказал Майло. – Ошибешься – укорять не стану.

– Такая стадия разложения указывает на несколько дней. Может быть, на неделю. Или даже недели. Температура здесь невысокая, это замедлило процесс разложения. Но вообще-то вам лучше обратиться с этим вопросом к коронеру.

– Причина смерти?

– В этом месиве?

– Очевидных ран не заметно.

– Впечатление такое, что она – одна большая рана.

– Компьютер, полагаю, не нашли.

– Пока не видно. Встроенного шкафа нет, ящики мы проверили, так что нет.

– Как насчет дневника с описанием плохого парня, включая адрес, номер телефона и политические предпочтения?

Снова скрежещущий звук.

– Удивительно, лейтенант, но отсутствует еще кое-что. Сотовый телефон. Хотя его мы, может быть, еще и найдем в том барахле, которое она собирала. Тут не угадаешь.

Под «барахлом» эксперт имел в виду горку одежды из секонд-хенда и десятки набивных чучел. На ветвях скалили клыки змеи. Волки и лисы, овцы и коровы, скунсы и барсуки безжалостно взирали друг на друга стеклянными глазами-бусинками.

В сверкающих стеклянных сосудах на самодельных полках висели скрюченные эмбрионы. Компанию им составляли случайно собранные части тел животных, включая слоновью ногу, служившую хранилищем для черных шелковых цветочков.

Большая часть коллекции выглядела не лучшим образом: шкуры пострадали от насекомых, на экземплярах, ближайших к телу, поблескивали пятнышки запекшейся крови. Запах наконец взял надо мной верх, и я выбежал из гаража, пересек двор и протиснулся между двумя припаркованными рядышком машинами, бронзовым «Кадиллаком» Форбишеров и видавшей виды черной «Киа», на которой ездила Фрэнки Ди Марджио. Запах преследовал меня до самого тротуара. Я жевал четвертую мятную пластинку, когда появился Майло.

– Не надо было тебе на это смотреть.

– А я рад, что увидел.

– Почему?

– Потому что знаю, как она жила.

– Это важно?

– Люди с необычными интересами часто находят других, тех, у кого схожие вкусы. Со стороны Фрэнки кажется одиночкой, но иногда она возвращалась поздно, а значит, с кем-то общалась. Может быть, поищешь небольшую, но тесную социальную группку, которая просветит тебя на этот счет?

– Группку фриков, любителей формальдегида? Жду не дождусь. – Майло закурил еще одну сигару. – Вся эта мертвечина, которую она собирала. Для меня как опошление того, что я вижу каждый день.

– Ясно. Для тебя смерть лишена очарования. Как и для выросших на ферме детей. Как и для индийцев, привычных к тому, что тела умерших могут лежать на всеобщем обозрении. Но наша культура скрывает это и тем самым только добавляет ужаса смерти. Для некоторых манипуляции с образцами служат имитацией контроля.