Урок возмездия - Виктория Ли

Она вздыхает, приподнимается на локтях и откидывается на ковры, подставляя ноги теплу.

– Мы жили у черта на куличках – на самой окраине. У моих мам есть поместье в сотни акров; ближайший сосед живет в нескольких милях.

– А как же одноклассники?

– Я не ходила в школу, – говорит она. – Мои родители из тех богачей, которые считают, что маленькая армия частных учителей за сотни тысяч долларов – это лучшее вложение, чем Эмма Уиллард[17]. Естественно, это означало, что Квинн была единственным моим другом – но и она уехала в Йель, когда мне было восемь лет. Остались лишь репетиторы. И собаки, конечно.

Я предполагаю, что Квинн – это сестра Эллис; очевидно, ее родители предпочитают называть детей существующими фамилиями.

Через секунду я тоже ложусь на спину, очень близко к Эллис, и могу чувствовать, как ее грудь поднимается и опускается в такт дыханию, моя голова уютно устроилась в изгибе ее плеча.

– Ты поэтому начала писать? Потому что тебе было скучно?

– Может быть… Возможно… – Она накрывает рукой глаза. – Да.

Я поворачиваюсь к ней лицом и вздыхаю; ее волосы все еще мокрые, но пахнут лимоном.

– Моя мать – сумасшедшая, – признаюсь я. Говорить легче, когда Эллис не может меня видеть. – Сейчас ей лучше, пожалуй; или же она так часто путешествует, что я больше не замечаю ее безумия. Но когда я была младше… никогда не знала, какая версия матери передо мной. Может, сегодня она считает, что ты лучший человек на земле, а может, и нет. Может быть, сегодня ее жизнь потерпела крах, и всему виной являешься ты.

Еще она могла топить свое горе в очередной бутылке коллекционного «Клико», и нужно было ее снова спасать.

Эллис ничего не говорит. Я благодарна ей за это – даже не знаю, что могло в такой ситуации быть лучше, чем молчание. Она убрала руку с лица и накрыла ею мое колено, мы вдвоем, как два тела-близнеца, бок о бок. Ее глаза по-прежнему закрыты.

– Хотя себя она никогда не считала проблемой, – продолжаю я. – Во-первых, по ее мнению, всему виной было мое чрезмерное беспокойство. Потом, после этой ситуации с Алекс… Ее так унижала мысль, что это она родила меня. Словно в обществе нет греха тяжелее, чем быть родителем ребенка, который… которого нужно поместить в психиатрическую лечебницу. Все, чего я хочу, это быть лучше, чем она.

После этого признания я ощущаю, словно камень упал с моей души. Слова сказаны, назад не возьмешь.

Я почти ожидаю, что Эллис рассмеется и скажет мне, что я в самом деле неудачница и что моя мать права, стыдясь меня.

Но вместо этого она тяжело вздыхает.

– Нехило. Моих родителей никогда не было рядом, но должна признаться… может быть, в этом мне повезло. – Сейчас она смотрит на меня, повернув голову так, что наши носы почти соприкасаются. Ее дыхание согревает мои губы, ее лицо так близко, что видны мельчайшие поры.

Мое сердце вдруг начинает биться быстрее. Я не могу забыть, как Эллис двигалась со шпагой в руке, вспотевшая и яростная.

Я резко сажусь, впившись ногтями в ковер.

– Мне нужно идти, – говорю я. – Я вспомнила, что должна сдать Уайатт хвосты к понедельнику.

Эллис поднимается медленнее, но все еще остается на полу, когда я встаю.

– Хорошо. Мы увидим тебя на ужине?

– О. Я не… может быть. Посмотрим.

– Фелисити, подожди. – Эллис останавливает меня на полдороге к выходу. Я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо; она по-прежнему сидит на полу, на мокрых прядях волос играет отблеск от пламени камина. – Я подумала…

На какое-то мгновение она почти выглядит на свой возраст, черты лица смягчаются, губы приоткрыты. Но затем иллюзия пропадает, и передо мной вновь появляется знакомая мне Эллис.

– Следующий «Ночной перелет»… может быть, тебе снова взять руководство на себя? Главная цель этого проекта в том, что я доказываю нереальность магии. Так почему бы тебе не поучить нас немножко колдовству?

У меня перехватывает дыхание; кровь застывает в жилах. Я зажмуриваюсь. И в эту долю секунды снова вижу ее – Марджери Лемонт, – ее бледное лицо возникает за спиной Алекс.

– Не уверена, что это хорошая идея.

Эллис склоняет голову.

– Почему не уверена?

– Мне не следует заниматься колдовством. Никогда.

– Ты уже занималась колдовством. Ты посвятила меня в ковен Годвина, не так ли?

– Это было не колдовство. Это был просто обряд.

– А в чем разница? Это не обязательно что-то темное и ужасное. Одна из нас может порезать палец, и ты можешь попробовать произнести заклинание, если хочешь. Но я хочу дать тебе справедливую возможность подтвердить, что магия существует, прежде чем опровергну это окончательно.

В ответ у меня нет ни единого весомого аргумента. Надо бы возразить, но нечем. Похоже, Эллис это знает, смакует мое поражение, как кровь, растворенную в воде, поэтому я просто киваю и ухожу, прежде чем в ее голову придут еще какие-нибудь сумасбродные идеи.

Это правда, что к понедельнику мне нужно сдать эссе на проверку, но когда я поднимаюсь наверх и усаживаюсь за стол работать, то понимаю, что не могу сосредоточиться. Слова сливаются воедино на экране ноутбука, и в висках пульсирует боль, несмотря на все таблетки, что я проглотила утром.

Я не могу этого сделать. Я не могу снова колдовать. Дело даже не в Эллис – я не могу так поступить с Алекс. Даже если этот призрак существует только в моей голове, это… бесчеловечно.

Прошло меньше года с тех пор, как я наблюдала падение своей девушки в водную могилу. Меня больше должна беспокоить кровь Алекс на моих руках, чем запах волос Эллис.

Магия – это в первую очередь то, что принесло мне большие проблемы. Но теперь я не могу сопротивляться просьбе Эллис, мне безумно хочется ей уступить.

И, быть может, я чудовище, потому что она – это все, о чем я могу думать сейчас.

Проснувшись, я вытягиваю карту из колоды. Девятка Мечей. Я положила ее на место, перетасовала колоду и вытянула вновь, второй раз Девятка Мечей.

Страх и ночные кошмары.

Даже до того, как я увижу ее, я знаю, что Алекс придет ночью.

Я уже написала Уайатт просьбу об отсрочке и с тех пор была, говоря метафорически, прикована к своему рабочему столу. Мои руки лежат на клавиатуре, будто это заставит меня работать, но все мое внимание уплывает прочь от ноутбука и дальше за окно навстречу быстро приближающейся ночи. Сумерки ложатся быстрее, чем обычно, занавесом спускаются над горизонтом, заманивая нас на затемненную сцену. Снег окутывает своей особенной тишиной.