Империя Гройлеров - Александр Аннин

Положительно, сегодня утром Старший Канцеляр великой империи был недоволен абсолютно всем на свете!

Но вот и припев, исполняемый нежно, лирично. Дирижер вытянулся на цыпочках, его стальные цапалки зависли в воздухе, сладостно подрагивая:

«И миру свою волю говорят», – с удовлетворением, хоть и довольно нескладно пропел отсебятину мистер Гройль. Но по выражению его вислощекой ряшки определенно было видно, что именно это четверостишие гимна ему больше всего по душе.

Ибо оно, сие четверостишие, уже куда ближе к истине, ближе! Несмотря что это лишь коротенькая цитата из гимна. Но что такое гимн вообще? Он ведь, по определению, возглашает нечто этакое… недостижимое…

Летать гройлеры, знамо дело, не научились. Да и как, скажите на милость, научиться, если нет у них ни крыльев, ни даже перьев? Сразу после выхода из инкубатора новоявленный гройленок подвергался такой санитарной обработке, после которой перья у него уже расти не могли. Зато шкура впоследствии все больше и больше дубела и толстела, становилась подобной панцирю, как о том, собственно, и пелось в первых строчках торжественного песнопения. Достижению столь потрясающего эффекта способствовала и периодическая «прожарка» – по достижении очередного срока каждый гройлер заново пропекался в особой, неопасной для жизни микроволновой печи.

Но! Насчет полетов. Главный химик, технолог и косметолог империи мистер Грой исхитрился построить дирижабль – брюхатый, короткохвостый и с распластанными в небе стабилизаторами, внешне напоминающими окорочка. Ну прямо летающий супер-гройлер!

Один был существенный недостаток у «небесного гройлера» – он был неуправляем, этот огромный, черный, продолговатый пузырь из гудрона, надутый горячим воздухом. И потому крепился к лебедке с длинным-предлинным тросом, позволявшей в любой момент притянуть дирижабль обратно, на базу. Длина троса была такой, что при попутном ветерке в верхних слоях атмосферы мистер Гройль-Длинные-Грабли со своей охраной мог зависнуть над любой точкой империи – благо размерами была она не слишком пространна. Пытались было перемахнуть на дирижабле за горный хребет, попугать жителей соседнего Куростана – без присутствия на борту мистера Гройля, разумеется. Однако Старший Канцеляр поопасился, что порывом ветра дорогостоящий гудронный пузырь может здорово шибануть о скалы…

Но вот биологическую войну против презренного курино-петушиного племени провести удалось – с подачи главного силовика мистера Гро. Выждав попутного ветра, дирижабль подлетел к хребту вплотную, и гройлеры из личной охраны Старшего Канцеляра пустили по воздуху бесчисленное количество семян страшного для соседей лютика-курослепа. Эти зловредные семена хранились в запасниках с давних времен, когда территория империи еще не была сплошь загудронирована. «Пусть их всех до одного поразит куриная слепота!» – бушевал мистер Гройль.

И часть семян приземлилась-таки на территории враждебной страны…

Базировался дирижабль с немудреным названием «Эйр Гройлер» на крыше Имперского Небоскреба, прямо над пентхаусом мистера Гройля. В последний момент постройки цеппелина Старший Канцеляр лично посетил верфь и распорядился, чтобы головной отсек летательного аппарата, предназначенный для единственного пассажира, надувался отдельно от прочей туши аэростата. И в итоге снаружи голова воздухоплавательного аппарата выделялась более высоким потолком, чем у остальной оболочки. Экипаж и охрана, а также, иногда – прочие высокопоставленные пассажиры – располагались в просторной гондоле, в подбрюшье «Эйр Гройлер».

И простые, рядовые гройлеры, взирающие на ползущий в небе громадный черный балон с раскоряченными гудронными окороками, качали вдавленными в плечи головами, вздыхали снизу восхищенно: «Ай да Старший Канцеляр у нас, вот так сверхгройлер! Даже не помещается в гондоле, во какой откормленный! Отдельный салон ему надобен».

Заметим, что Старший Канцеляр Гройль очень редко появлялся на публике, придавая таким образом своей личности нечто мистическое, незагудроненное, недоступное взорам и умам толпы…

Имидж правителя, граждане, занятие кропотливое, что ни говори!

Взять хотя бы ту же Великую Стелу. Пятигранный гудронный столп так высок, что никто во всей империи не в состоянии разглядеть – а что же там, на самом верху стелы? КТО там? ЧЕЙ памятник ее венчает? А?

На гудронном постаменте, с которого Великая Стела уходит в небо, выплавлено золочеными буквами: «Гениальный основатель Империи Гройлеров». И все. И – больше ни слова об этой таинственной личности – ни в гимне, ни в школьных пособиях и учебниках о способах увеличения веса тушки…

Никто и никогда из живущих ныне рядовых гройлеров не видел своими водянистыми глазками ТОГО, кому он покланяется – слепо, не ведая ни имени, ни звания, ни… даже количества жира под его священной шкурой!

«Самая прекрасная и великая легенда – это легенда об умершем герое», – изрек как-то мистер Гройль.

Хорошо сказал. Правильно.

Так, может быть, все это выдумка – некий основатель империи, да еще и самый гениальный из всех земных существ, а ныне вознесенный гудронной стелой под самые небеса?

О, как хотелось бы Старшему Канцеляру, чтобы так оно и было! Чтобы тот, чья бронзовая фигура заслоняет ему солнечный свет – был просто мифом, плодом воображения, пропагандистским фантомом!

Но нет. Был, был основатель империи гройлеров. Окна пентхауса мистера Гройля располагались так высоко, что лишь один он во всей империи мог лицезреть ТО, что находилось на самой макушке Великой Стелы. А точнее – ЭТО располагалось прямо напротив его окон. Откроешь створку, и кажется – дотянешься цапалкой.

Если откроешь, конечно… Но столь кошмарная мысль (даже не кощунственная, а именно кошмарная!) приводила мистера Гройля в морозное содрогание. Не только распахнуть створку окна, но даже взглянуть на фигуру Создателя Империи он не мог себя заставить – скашивал всякий раз свои глазки в сторону и вниз.

Ибо ТО, что венчало Великую Стелу, было настолько ужасающим, что рядовой гройлер, скорее всего, тут же умер бы от разрыва своего ожиревшего сердца, едва взглянул бы на фигуру «Идола и Кумира Всея Империи». А кто случайно выжил бы, – тот всяко выжил бы из ума, из последних его остатков. Эта страшная правда лишила бы рассудка, убила последний, чахлый гройлерный интеллект.

«Ну уж нет! – со страхом подумал мистер Гройль. – Одно дело – управлять империей безмозглых, это забавно и приятно; и совсем другое дело – управлять империей безумных, вернее – толпой безумцев, непредсказуемых и бесчисленных».

Тут мистер Гройль, до сей поры не слишком-то внимательно слушавший порядком обрыдший гимн, вдруг напрягся, вытянулся во весь свой рост, взор его стал совсем даже не гройлерным, а прямо-таки орлиным, а глянцевый клюв непроизвольно распахнулся от овладевшего Старшим Канцеляром экстаза.

Десятки юных, новоиспеченных гройлеров, стоявших рядами у Великой Стелы, грянули что есть мочи: