Чужая свадьба - Константин Пастух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё происходящее казалось просто невероятным. Ведь весь сыр-бор — из-за неё, из-за невесты. Из-за неё самец-лось схватился с собакой, рискуя своей рогатой головой. А иначе просто пустился бы наутёк. И она ведь слышит этот яростный собачий лай, видит всё, что там происходит, — и хоть бы что! Пощипывает себе листочки, и никакого дела ей нет до происходящего рядом светопреставления. Почему, в конце концов, не испугалась? Почему не убегает? Почему так хладнокровно относится к судьбе избранника? Сколько раз возникали у меня в тайге эти самые «почему»! Сколько же тайн, сколько нам неведомого хранит в себе природа! Хранит тайга!
Видя, что я не стреляю, Чалдонка подбежал, уставился на меня своими умными собачьими глазами, в которых отражалось непонимание и вопросы: «Что происходит? Стрелять-то кто будет? Пушкин?» Что я ему мог ответить? Собаке, даже такой умной, как Чалдон, не объяснишь, что у лосей тоже бывают свадьбы. А мы с ним на лосиной свадьбе оказались незваные гости. И нападал он сейчас не на кого-нибудь, а на жениха — а тот защищал невесту. Свадьба у них! Тут если и стрелять — то в воздух. Салютовать! Что я и сделал.
Брачующиеся дружно дали дёру. Чалдонка после выстрела бросился вдогонку за сохатым. Он, судя по всему, так ничего и не понял. Правда, погоня его закончилась безрезультатно, на этот раз остановить зверя ему не удалось. Больше того, с тех пор Чалдонка ни разу не задержал зверя до моего подхода. Он находил, лаял, но подойти на выстрел мне не удавалось. Как только я приближался, Чалдон бросал сохатого и подбегал ко мне. Видимо, издалека слышал мои шаги. Сохатый тем временем спокойно уходил. Чалдон опять догонял, но теперь лай раздавался далеко. Я иногда ещё пытался подойти, но чаще и не пробовал, всё равно бесполезно.
Знакомые охотники меня корили, что собаку испортил. Зверовая лайка в Сибири ценится. Сам же я никогда не сожалел о случившемся, разве что перед Чалдонкой виноват. Но в жизни всегда приходится выбирать. Не на облаке живём — на земле грешной. Я не раз в тайге добывал зверя, приносил мясо, особенно в девяностые, когда ни мне, ни жене не платили зарплату и жить приходилось тайгой.
Но этот случай в моей памяти стоит особняком. Он мне дорог как трофей особого качества и хранится не на стенке в прихожей, а в памяти и в моей душе, и является для меня самого свидетельством моей искренней верности и привязанности к удивительному чуду природы, сибирской Тайге.
Мужик в валенках
Издалека, где-то впереди, слева, доносился собачий лай. Лаяла Азуня. Я это знал. Конечно, едва слышимый голос собаки, пусть даже своей, точно определить невозможно, но просто других собак здесь не было. С момента, когда я впервые услышал лай, прошло уже немало времени. Я всё ждал выстрела, но его не было. То ли собака далеко ушла от Валеры и он пока не дошёл до места, то ли зверёк крепко затаился и брательник наматывает круги вокруг дерева, пытаясь высмотреть затаившуюся белку.
Вообще в таких случаях сподручнее охотиться вдвоём. Один отходит подальше от дерева, на которое лает собака, а другой стучит обухом топора по стволу — без топора промысловик по тайге не ходит. Белка после удара обязательно побежит по дереву, пытаясь забраться повыше, полетит вниз посорка. Собака услышит, а то и увидит зверька, и навзрыд зайдётся в лае, а охотник, который отошёл подальше от дерева, засечёт добычу. Но мы с братом разошлись. Когда утром вышли из зимовья, мне пришла в голову мысль:
— Валер, знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем?
— Излагай, Ефимыч, я тебя внимательно… — с готовностью и вместе с тем солидно отзывается брательник. Он всегда разговаривает солидно, если не матерится.
Брат с некоторых пор стал называть меня по отчеству. Почему так — я не спрашивал. Я старше него на пять лет. Но, думаю, дело было не в этом. Просто так ему хотелось. Валера работал на БЛПК в погрузочно-разгрузочном цехе, где грузили вагоны с лесом и всякой всячиной. Работал грузчиком. Платили им хорошо, но и работка не позавидуешь. И в дождь, и в снег, и в лютые морозы прыгать по вагонам согласится не каждый. Валера как раз был верховой. Так случилось, что у него неожиданно образовался отпуск, с которым он не знал что делать.
Я же в это время собрался в тайгу, и он попросился со мной. Так мой брательник стал моим напарником.
— Ты пойдёшь с Азуней вот так, прямо на восток, — я показываю брату направление. — Справа у тебя будет распадок, слева — старая лесная дорога, по которой вздымщики вывозили живицу.
Я двумя пальцами набрасываю на снегу план местности.
— Вот тебе два ориентира, всё время имей их в виду. Аза будет носиться, где ей вздумается, а тебе придётся подходить к ней на лай. Так что будешь выходить и за дорогу, и за распадок. Но обязательно возвращайся к ориентирам по своим следам. Азуню пока возьми на поводок, чтобы не увязалась за мной.
Я вытащил из кармашка рюкзака поводок с ошейником, отдал Валере.
— Ясен пень. Дорогу я, конечно, знаю, ходил по ней. Распадок, мне кажется, тоже знаю.
Брат некоторое время рассматривает мою топографию и уверенно изрекает:
— Разберусь. А сам ты куда думаешь?
— А я ломанусь вправо, за хребет, там есть два распадка, где постоянно держится сохатый. Пойду поищу. Снежок-то свеженький — вон как навалило, и след будет свеженький, если найду.
— Ефимыч, слушай, а может, лучше с собакой? — Валера подозвал Азуню, стал надевать на неё ошейник.
— Помощница, работница, — ласково приговаривает он и всё поглядывает на меня, будто чего-то ждёт. Я вижу — ему хочется со мной на зверя.
Я его понимаю, хотя сам идти искать сохатого особого желания не испытываю. Но вроде бы необходимость такая возникла. Я заметил, что продукты просто тают на глазах. Было понятно — на сезон не хватит. Отправляясь в тайгу, я не учёл отменного аппетита брата, притом что был он худой и костлявый. Здесь, уже в тайге, я вспомнил постоянные шуточки на эту тему его жены Веры. Но было поздно. В тайге гастрономов нет. Конечно, брату я ничего не говорил, но понимал: надо этот вопрос решать.
— Да понимаешь, Валер, в этот раз наша помощница нам совсем не помощница. Сохатого она держит плохо, а если по правде, то совсем не держит. Гонит. Молодая ещё, глупая. Да и тявкает по-дурацки: как-то нервно, визгливо. Лось