Заговор в Древнем Риме - Джон Мэддокс Робертс

— Сенатор Марк Порций Катон и квестор Деций Цецилий Метелл Младший!

Слегка коснувшись молодого человека, я выразил восхищение его хорошо поставленным голосом.

— Сегодня ты уже второй Метелл, которого мне приходится объявлять, — признался он.

— Да? Значит, мой отец уже здесь?

— Да, господин. А также уже успели прибыть несколько Квинтов.

Тут, пожалуй, следует кое-что пояснить. Я — выходец из чудовищно многочисленной семьи, чрезвычайно известной и занимавшей одно из самых важных мест в политике. А вот что касается наших имен, то их давали без малейшей изобретательности и они были до безобразия заурядными. На протяжении многих поколений мужчины нашего рода величались Квинтами. Могу назвать пятерых Квинтов среди моих современников, которые были публичными деятелями. О Квинте Цецилии Метелле Кретике, который до недавнего времени ожидал своего Триумфа за пределами городской стены, я уже упоминал. Кстати, почестями победителя Сенат наградит его только в мае следующего года. Кроме того, был претор Квинт Цецилий Метелл Целер, а также Великий понтифик Квинт Цецилий Метелл Пий, под командованием которого я служил в Испании и который уже сошел в могилу. Его приемный сын Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион Насика также был понтификом. И наконец, Квинт Цецилий Метелл Непос, легат при Помпее, вернувшийся в тот год из азиатского похода. Так же как Катон, он избирался народным трибуном. Чтобы не вносить путаницы, впредь буду называть их кратко: Кретик, Целер, Пий, Сципион и Непос.

Отделавшись от Катона, я стал пробираться сквозь толпу. Здесь собрались все известные люди Рима, в том числе и враги Лукулла. В конце концов, Триумф являлся благодарственным жестом государственным богам, поэтому праздновать победу врага не считалось лицемерием. Столы расставили среди цветущих деревьев. Некоторые из них, судя по величине достигшие зрелого возраста, были привезены вместе с большими комьями земли на баржах по Тибру. Развести такой сад — сущий подвиг, сравнимый разве что со строительством египетских пирамид.

Среди гостей было немало женщин, большинство из которых наряду с мужьями играло важную роль в городских делах. Иные женщины были никому не известны, но для них подобные сборища сулили немалые перспективы. Особое достоинство данному торжеству придавало присутствие весталок, одной из них была моя тетушка.

Я даже не пытался приветствовать гостей так, как было принято на обыкновенных торжественных приемах. Прежде всего отыскал глазами консулов — должностному лицу низшего ранга надлежало уметь находить их в любой толпе. В тот незапамятный год таковыми были Марк Туллий Цицерон и Гай Антоний Гибрида. Вместе с Лукуллом они приветствовали послов, которые всегда были почетными гостями на таких торжествах. У нас, римлян, считается хорошей традицией производить впечатление на иноземцев как военной силой на полях сражений, так и великодушием вне войны. Некоторые из ныне присутствующих иностранных гостей еще вчера были врагами Рима, но предпочли сдаться на выгодных условиях и прекратить бессмысленное сопротивление.

Цицерон к этому времени достиг вершины своей славы. Явившись в Рим из ниоткуда (вернее сказать, из Арпинума, жители которого на протяжении 125 лет имели римское гражданство), он взлетел вверх по политической лестнице со скоростью камня, пущенного из катапульты. Поскольку Цицерон не принадлежал ни к одной из древних фамилий, то стал представителем так называемых «новых людей». Многие его современники с этим никак не могли смириться. Ничего удивительного: мало кому удавалось пробиться в консулы, не нажив себе целой армии врагов.

Его коллега по консулату Гибрида был последним из выдвинувших свою кандидатуру на выборы. Завоевать большинство голосов ему удалось благодаря поддержке Цицерона. Подобного рода сделка в политике носила замечательное и на редкость соответствующее своему содержанию название «coitio». Будучи представителем рода Антониев, Гибрида унаследовал все семейные черты, начиная с удивительного сочетания порочности и добродушия и кончая хитростью, смешанной с детской импульсивностью. Подобная противоречивость проявлялась в Гае Антонии гораздо ярче, чем в прочих членах семейства. Странное прозвище Гибрида он получил за свою полудикую натуру — так называли плод любви домашней свиньи и дикого кабана.

В тот вечер Гибрида пребывал в хорошем настроении и от души пожал мне руку. Лицо его пылало огнем: несмотря на то что вечер только начался, он уже основательно выпил — еще одна характерная особенность Антониев.

— Рад видеть тебя, Деций, мальчик. Великолепный Триумф!

Не иначе как демонстрация привезенных в Рим сокровищ произвела на него неизгладимое впечатление. Антонии отличались алчностью. Хотя, надо отдать им должное, спускали свои состояния с такой же легкостью, как и наживали. Другими словами: при всей их невыразимой жадности и вспыльчивости, им нельзя было отказать в щедрости.

— Да, сегодня славный день, — согласился я. — Триумфатор воистину его заслужил.

Я кивнул в сторону Лукулла, который стоял неподалеку. На нем была обычная тога, но красная краска после долгого пребывания среди толпы благожелателей существенно померкла.

— Когда видишь такое шествие, так и подмывает совершить что-нибудь подобное, — признался Гибрида.

Подобные заверения, подумал я, не сулят ничего хорошего Македонии. В эту провинцию Гибрида направлялся в качестве наместника по истечении своих консульских полномочий.

Цицерон поприветствовал меня тепло, хотя и несколько официально. Мы всегда были в добрых отношениях, но теперь он достиг вершины публичной деятельности, а я находился лишь у ее подножия. Движение по карьерной лестнице заставило его выработать такие не свойственные ему ранее черты, как тщеславие и сознание собственной важности. Нельзя сказать, что они были ему к лицу. Во всяком случае, в молодые годы его характер мне нравился больше.

Запахи пиршественного стола так возбудили мой изголодавшийся желудок, что он громко заурчал. Я с трудом подавил желание схватить один из кубков, которые разносили по столам. Темнокожие рабы сновали повсюду с тяжелыми амфорами на плечах, проверяя, все ли кубки наполнены. Начни я слишком рано пить, могло случиться, что торжественный ужин был бы для меня потерян. Во всяком случае, он наверняка стерся бы из памяти.

Человек, стоявший под прекрасным кипарисом, был отнюдь не красавцем. Его лицо пересекал большой шрам, едва ли не поглотивший весь нос. Это был мой отец Деций Цецилий Метелл Старший, известный всем под прозвищем Безносый. Облаченный в белую тогу, он воплощал неизбывное достоинство. Недавно отец вернулся из провинции Трансальпийская Галлия, поэтому еще не успел избавиться от повадок небожителя, каковым он почитался, пребывая в должности проконсула. Я поздоровался с ним, и он ответил в своей привычной манере:

— Ты еще трезв? Ответственная должность идет тебе на пользу. Как дела в сокровищнице?

То, что я не получил лучшего назначения, отец относил на счет моей никчемности и непопулярности. И в этом был совершенно прав.

— Если Лукулл не построит еще одного храма Сатурна, — ответили, — придется размещать захваченную им добычу на крыше.