Жестокий мир мужчин - Татьяна Полякова

– Конечно, – пьяно ухмыльнулась Лерка. – Яалкоголичка и стерва, так он говорит. А ты у нас ангел… ангел. А я знаю, ктонастоящая стерва. И не одна я знаю, очень многие. – Она вдруг приняласьхохотать, однако недолго, смех резко оборвался, Лерка нахмурилась и ткнула вменя пальцем. – Знаешь, что о тебе говорят? Не знаешь? Могу рассказать. Тышлюха, вот ты кто. Шлюха, грязная, подлая шлюха. Ты думаешь, если пять летсидишь в этой норе затворницей и носа никуда не кажешь, все уже забыли? Святуюиз себя корчишь? Как бы не так, – обычно в этом месте она замолкала, но несегодня. – Он-то знал, что ты за штучка, твой Илья. И послал тебя ко всемчертям…

Я села напротив и попросила:

– Расскажи мне…

– О чем? – вроде бы удивилась Лерка, приходя всебя.

– О том, что говорят.

– Ничего не говорят… – Она нахмурилась и сталаразглядывать что-то на полу.

– Тебе Сашка не велел говорить со мной об этом?

– В гробу я видела твоего Сашку. – Она покусалагубы, потом тяжело вздохнула: – Не слушай ты меня. Знаешь ведь, пьяная – ядура. Второй день пью. Сашка домой заходит редко, так, от случая к случаю.Бросил бы в самом деле, может, и к лучшему…

– Что говорят, Лерка? – напомнила я.

Она вроде бы испугалась.

– Что… всякую чушь. Убийство на почве ревности, какбудто ты не знаешь.

– Знаю. Только Илья меня не ревновал, тем более кАндрею. Я не давала ему ни малейшего повода меня ревновать.

– Он тебя любил, – помолчав, заметила она. –Очень. Илья странный мужик. Про такого никогда не скажешь, что у него на уме.

– Что за чушь, Лерка. Ведь ты знаешь, идею о ревностиподкинули адвокаты, когда стало ясно, что ему не выкрутиться.

– Ну… – Она нахмурилась еще больше. – Он ведьбросил тебя, разве нет? Он послал тебя ко всем чертям. Почему? Если ты невиновата…

– Наверное, в чем-то виновата, – согласилась я. АЛерка неожиданно опять засмеялась и даже погрозила мне пальцем:

– Умеете вы придуриваться, ты и твой братик. Я быповерила, ей-богу… нет, честно, поверила бы…

– Во что? – осторожно спросила я.

– В то, что ты ангел. И воплощение невинности. И ещечерт знает что. А твой брат отличный парень. Брат и Друг. Оба слова с заглавнойбуквы. Вот именно: Брат и Друг. Хочешь скажу, почему этот сукин сын меня никакне бросит? – Она махнула мне рукой, я машинально наклонилась, а оназашептала: – Не может: твой чертов братец боится. Потому что я следила за нимтой ночью. Улавливаешь? Я за ним следила. Ему придется убить меня или мучитьсядо самой смерти… Здорово, правда? – Она принялась хохотать, а я смотрелана нее и пыталась понять: что это, пьяный бред или в самом деле существуетнечто, мне неизвестное.

– Давай-ка спать, – так и не сделав никакоговывода, сказала я. Сунула ей подушку под голову и достала одеяло.

Лерка спала, хмурясь и зябко поеживаясь. Я закончила уборкуи устроилась на лоджии. Курила, забыв про недавнее обещание бросить, смотрелана проспект и думала. Что-то в словах Лерки не давало покоя.

Я покосилась на диван, где она спала, покачала головой ипотянулась за новой сигаретой.

У меня собственная точка зрения на происшедшее несколько летназад, по наивности я считала, что моя точка зрения – едва ли не единственная;конечно, у милиции была своя, но меня она не интересовала.

Я добровольно обрекла себя на некое подобие затворничестване потому, что таким образом пыталась искупить вину, просто никого не хотелавидеть. Люди и разговоры раздражали. Общение с внешним миром я попыталасьсвести до минимума, а теперь об этом сожалела. Что-то происходило там, застенами моей квартиры, что-то, что напрямую меня касалось, и моя точка зрениявовсе не была единственной, иначе как объяснить то, что Илья просто вышвырнулменя из своей жизни. Должна быть причина. Мне она неизвестна, но должна быть…

Лерка подняла голову, сонно посмотрела по сторонам, потомпозвала:

– Аська, я у тебя, что ли?

– У меня. – Я вернулась в комнату, села на диванрядом с Леркой, спросила: – Хочешь чаю? С лимоном… Или сок, ананасовый.

– Чаю давай, – кивнула она. – И пожратьчего-нибудь. Кишки сводит…

Я быстро накрыла на стол и позвала ее.

Лерка умылась, расчесалась и села за стол, слабо постанывая.

– Убила бы дуру, – сказала она вдруг со злостью.

– Кого? – усмехнулась я.

– Себя, конечно.

Лерка была почти трезвой, а в таком состоянии предпочиталазаниматься самобичеванием.

– Может, лучше бросить пить?

– Бросишь, как же… – разозлилась она. – Твойчертов братец… А-а… – Она махнула рукой и стала уплетать щи.

Я помолчала немного, наблюдая за Леркой, потом осторожноспросила:

– Ты говорила, что следила за Сашкой той ночью…

– Какой? – насторожилась Лерка.

– Той ночью, когда арестовали Илью.

– Я такое говорила? – Она испугалась, нервнопоежилась, поглядела во все четыре угла моей кухни и сказала: – Аська, ты жезнаешь, пьяная я – дура дурой. Чего хочешь соврать могу. Не бери в голову, а?Это я так, со злости… У нас сейчас с Сашкой не очень, а я люблю его. Ты жезнаешь, мне без него хоть сразу в петлю. А ему хоть бы что. – Тут оназаревела, а я вздохнула и возразила, вычерчивая ложкой узоры на столе:

– Ему не все равно.

– Как же… – Лерка шмыгнула носом и уставилась наменя. – У него баба есть, он даже не скрывает, при мне ей звонит.

– Извини, но мне кажется, это неправда, я имею в виду,что ему настолько все равно, что он не желает ничего скрывать.

– Ну, хорошо, он скрывает, но я-то не дура, я ж всевижу, и кому он звонит, знаю… Он тебе что-нибудь говорил про нас?

– Да. – Я вздохнула. – Говорил, что вашиотношения вконец испортились, что вы живете, словно чужие, ты много пьешь, и онне знает, как все изменить. Винит во всем себя.

– Конечно, винит… А сам дома сутками не показывается. Ина меня ему плевать. Ходит мимо, точно я мебель… Он меня бросит? Что онговорил, а?

– По-моему, ему это даже в голову не приходило.