Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг

— А что у него за жена?

— Очень славная, — ответила Рейчел. — Гейдж даже на коленяху нее посидел. Я удивилась: все-таки он устал, да и к незнакомым людям долгопривыкает, как бы расчудесно все ни складывалось. А еще у Нормы нашлась кукладля Эйлин.

— Как по-твоему, мучит ее артрит?

— Еще как!

— Она что… на каталке?

— Нет, но ходит с трудом, а пальцы у нее… — И Рейчел дляпущей убедительности скрючила руку.

Луис лишь покачал головой.

— Милый, только не засиживайся у них. Мне на новом местежутковато.

— Скоро ты почувствуешь себя хозяйкой. — И Луис поцеловалжену.

Домой он вернулся, ругая и стыдя себя. О том, чтобыосмотреть Норму Крандал, хозяин и не заикнулся. Перейдя улицу (то бишь,дорогу), он увидал в окне лишь Джада, хозяйка дома, должно быть, уже легла спать.По-домашнему уютно поскрипывало кресло-качалка на старом линолеуме, покрывавшемпол веранды и крыльца. Луис постучал. Легкая, забранная сеткой от комаров дверьраспахнулась, стукнув о притолоку, будто тоже оповещала хозяина о госте. Огонексигареты большим красным и спокойным светлячком мигал в летних сумерках. Порадио передавали репортаж о бейсбольном матче популярной команды «Красныегетры». Странное чувство появилось у Луиса: будто он вернулся домой.

— А, док, я так и решил, что это вы.

— Дай, думаю, проверю, не пошутили ли вы насчет пива, —объявил с порога Луис.

— К пиву у меня отношение самое серьезное, — усмехнулсяКрандал. — Обманешь кого с пивом, врага наживешь. Садитесь, док. Я на всякийслучай две лишние баночки пивка на лед поставил.

Веранда была длинной и узкой, заставленная креслами и канапечерного дерева. Луис сел. Удивительно, до чего ж удобна старая мебель. По левуюруку в ведерке со льдом он заметил несколько банок «Черного ярлыка», вытащилодну, открыл.

— Спасибо. — Сделал глоток, другой. — Благодать!

— На здоровье! Надеюсь, вам у меня понравится.

— Да будет так! — провозгласил Луис.

— А не хотите ли печенья или закуски какой? Могу принести. Уменя как раз полголовы припасено. Созрела, поди.

— Полголовы?

— Полголовы сыра, конечно, — с некоторым удивлениемпроговорил Джад.

— Спасибо. Мне хватит и пива.

— Ну и ладно. — Крандал довольно рыгнул.

— Жена уже спит? — поинтересовался Луис. Что ж, они и наночь дверь не запирают?

— А как же! Когда со мной вечер коротает, когда — нет.

— Артрит ее очень донимает?

— А иначе разве бывает?

Луис лишь покачал головой.

— Терпит пока, — продолжал Крандал. — Не жалуется. Она уменя молодчина. — И в словах этих, простых, но значительных, чувствоваласьлюбовь. По дороге с грохотом проехал огромный крытый грузовик — на миг он дажезаслонил весь дом Луиса. На борту можно было разобрать надпись ОРИНКО.

— Ну и громадина, — удивился Луис.

— Оринко — это местечко недалеко от Оррингтона, — пояснилКрандал. — Там химический завод, удобрения выпускает. Вот и ездят туда-сюда. Ибензовозы, и с отходами машины. Да и народец, что в Бангоре или Бруереработает, вечером по домам разъезжается. — Старик покачал головой. — Да вот уж,что мне не по душе, так эта дорога проклятущая. Ни днем, ни ночью от машинпокоя нет. Моя Норма иной раз даже просыпается от шума. Уж на что я сплю каксурок, и то нет-нет да пробужусь, черт бы эти машины подрал.

Луис согласно кивнул, хотя после неумолчного чикагского реваи грохота здешняя тишина даже пугала.

— А в один прекрасный день арабы какую-нибудь машинуизобретут, кнопку нажмут, и у них в пустынях свои африканские лютики-цветочкизацветут.

— Все может быть. — Луис поднял пивную банку и с удивлениемобнаружил, что она уже пуста.

Крандал рассмеялся.

— Принимайтесь-ка за следующую. Чтоб сил прибыло.

Луис помешкал.

— Хорошо. Только это — последняя. Домой пора.

— Понимаю. Переезд любого доконает.

— Что верно, то верно.

Несколько времени они молчали. Но молчание не былотягостным, так молчат стародавние друзья. Луису это чувство знакомо из книг, носам такого не испытывал. Он устыдился своих подозрений: дескать, придетсябесплатный врачебный прием устраивать.

По дороге прогрохотал тяжелый грузовик, свет фар — точнобегущие по земле звездочки.

— Беда с этой дорогой, да и только, — задумчиво повторилКрандал, хотя мыслями он был далеко. Но вот он повернулся к Луису, наморщинистых губах заиграла лукавая усмешка. Зажав сигарету в уголке рта,привычно чиркнул спичкой о ноготь. — Помните тропинку, что ваша дочкаприметила?

Луис вспомнил не сразу. Элли чего только не показывала, очем только не рассказывала, пока не угомонилась. Но вот мысленно он увиделтропу, взбегающую на холм и теряющуюся меж деревьями.

— Да, да, конечно. Вы обещали о ней рассказать.

— Раз обещал, — значит, расскажу. Ведет эта тропа в лес,этак километра два. Местные ребятишки ее расчищают, берегут. Как-никакчастенько ею пользуются. Одни детишки уезжают, другие приезжают. Это в нашевремя люди на одном месте сиднем сидели. И все ж друг дружке о том местерассказывают, вот тропе зарасти и не дают, по весне расчищают. Взрослые не всеоб этом знают, далеко не все, готов поспорить.

— О чем — об этом?

— Да о Кошачьем кладбище.

— О Кошачьем кладбище? — удивленно переспросил Луис.

— Название, конечно, непривычное. Да и не в кошках толькодело, — начал рассказывать Крандал, попыхивая сигаретой, поскрипываякреслом-качалкой. — Дорога во всем виновата. Сколько всякой живности гибнет. Исобак и кошек. У Райдеров дети енота держали, так и его задавило. Лет десятьтому, а то и больше. Тогда еще не запрещалось скунсов да енотов дома держать.

— А почему запретили?

— Да из-за бешенства. У нас в штате сейчас много случаев.Года два назад тут неподалеку сенбернар взбесился и покусал четверых. Шумутогда было! Собаке не сделали прививки, и о чем только хозяева думали?!Позаботься они вовремя, и все бы обошлось. А на скунсов да енотов прививки недействуют. Правда, тот енот, что у Райдеров, совсем домашний был. Толстущий иласкун такой: подойдет, бывало, так все лицо вам вылижет, ну, ровно собака.Райдер даже ветеринара нанимал, чтоб того енота кастрировать да когти подрезать.Дорогое удовольствие, что и говорить. Райдер тогда в Бангоре работал, в большойфирме. Он с семьей лет пять как в Колорадо переехал… Дети уж выросли, самимашину водят. А тогда ох как по еноту убивались! Метти плакал, помнится,несколько дней кряду, мать его даже врачу хотела показать. Сейчас уж, поди, неубивается, но забыть не забыл. Если любимую зверушку задавят, дети всю жизньпомнят.