Самый чувственный год - Рэйчел Стюарт

в своей просьбе и чувствовала, что в ваших же интересах довести условия ее завещания до конца. — Мистер Макалистер внимательно посмотрел на нас. — Когда-то вы были друзьями, и Кэтрин думала, что вы опять можете ими стать.

— А если не сможем? — Я игнорирую боль, вызванную его словами. — Я имею в виду условия завещания.

Рядом со мной Эдвард издает какой-то звук, похожий на фырканье.

— Да. Тогда… — Чарльз откашлялся и просмотрел лежащие перед ним бумаги: — Если один из вас уйдет до истечения срока, его имущество переходит другому.

— А если мы оба уйдем? — резко бросил Эдвард.

— Ну, тогда все немного сложнее. В этом случае Кэтрин велела разделить имущество, подробно описав конкретные участки, которые нужно передать в дар местным предприятиям и благотворительным организациям.

— Гленробин будет разделен? — Эдвард в шоке произносит последнее слово. Я тоже в шоке. — Но этот замок, все это поместье принадлежало моей семье на протяжении нескольких поколений.

— И конечно, Кэтрин хотела бы, чтобы все так и оставалось. — Макалистер улыбается, аккуратно складывая бумаги. Он что, бредит? — Итак, в ваших интересах придерживаться условий, изложенных в завещании.

— И что произойдет через год? — спрашиваю я.

— Прожив там год, вы сможете делать со своей долей все, что пожелаете. Продайте его другой стороне, пожертвуйте, оставьте себе. Все, что угодно, если только вы оба согласны с этим решением.

— Какая глупость!

— Первая разумная вещь, сказанная сегодня, — бормочет Эдвард.

Я бросаю на него мимолетный взгляд, прежде чем вернуться к насущной проблеме.

— Итак, просто для ясности, мать Эдварда наследует определенную сумму наличными и дом в Лондоне. Остальное — поместье, прислугу, семейные реликвии Гленробина — она завещала нам?

— Вместе с суммой денег в дополнение к доходу, который приносит поместье, для покрытия текущих расходов. Этой суммы должно хватить на долгие годы.

Я ошеломленно киваю.

— И мы с Эдвардом поделим все пятьдесят на пятьдесят?

— Совершенно верно.

Эдвард откашливается и сверлит взглядом Макалистера.

— А если она, когда закончится год, решит продать свою долю тому, кто больше заплатит?

Мой желудок скручивается от его слов. Неужели он верит, что я могу сделать такую вещь? Неужели не понимает, что я на его стороне? Я знаю, что не заслуживаю этого наследства. Даже не заслуживаю сидеть с ним в одной комнате и выслушивать последние пожелания Кэтрин. При всей моей любви к ней, я не ее кровный родственник и не была ее настоящей семьей. Не важно, как сильно она пыталась сделать меня такой.

— Я задал тебе вопрос, Чарльз!

Но Макалистер наблюдает за мной. Беспокоится обо мне. Я вижу это в его сочувствующих серых глазах. Я не заслуживаю сочувствия этого человека.

— Чарльз!

Тот оживает и бросает взгляд на Эдварда:

— В таком случае ты можешь выступить против этой сделки. Любая продажа активов должна быть согласована между вами. — Макалистер пристально смотрит на Эдварда. — Я уверен, вы разрешите любые проблемы, мистер Фицрой. Кэтрин попросила меня помогать вам столько, сколько будет нужно, включая отслеживание расходов, если это поможет вам сосредоточиться на мирном обустройстве дома. Кэтрин надеялась, что со временем вы будете способны уладить все между собой.

Голос Эдварда лишен эмоций.

— Обустройстве дома?

Эти слова эхом отражаются внутри меня. У меня нет дома. Никогда не было и не будет. Замок Гленробин был ближе всего к этому понятию. Я пробыла там восемнадцать месяцев. Привязалась к земле, к людям. К Кэтрин. К Эдварду.

А потом это стало душить меня. Накрыла паника. Все хорошее когда-нибудь заканчивается. И пусть лучше закончится на моих условиях.

Но я не смогла отпустить Кэтрин.

И она это знала.

Так вот что это было? Попытка дать мне корни. Подарить дом, от которого я, возможно, не смогла бы отказаться.

— Я знаю, все это тяжело воспринять. — Макалистер заполнил напряженную тишину. — Давайте вы возьмете все документы, почитаете и вернетесь ко мне с любыми вопросами, которые у вас возникнут. Я буду доступен в любое время, когда вам понадобится. Кэтрин была моим самым дорогим другом и давним клиентом. Это не только моя работа. Это личное.

Эдвард мрачно улыбается ему, прежде чем посмотреть на меня, тысячи вопросов горят в этих насыщенных карих глазах, которые так долго преследовали мои сны.

Интересно, что нужно сделать, чтобы они смотрели на меня так, как раньше.

Со смехом, с теплотой, с…

Брось, Саммер, ты ведь сбежала не просто так. Были причины. И они никуда не делись.

— Вот. — Макалистер протягивает каждому из нас по конверту. — Она оставила каждому из вас по письму.

Мои пальцы дрожат, когда я тянусь за письмом. Фамильный герб в правом нижнем углу бумаги с тиснением цвета слоновой кости вызывает глубокую внутреннюю боль, которую невозможно игнорировать.

— Спасибо.

— Есть еще вопросы?

Я качаю головой.

Он смотрит на Эдварда, чьи глаза прикованы к конверту, зажатому в моей руке.

— Мистер Фицрой?

— Нет. Пока.

Макалистер мрачно улыбнулся:

— Я понимаю. Но будьте уверены, ваша бабушка долго и много думала об этом. Она была не из тех, кто принимает легкомысленные решения.

Глаза Эдварда вспыхивают.

— Да. Это так.

— Что касается твоей матери, дай мне знать, если понадобится моя помощь в том, чтобы передать ей все это. Я удивлен, что она отклонила мое приглашение присутствовать сегодня.

— Я — нет.

Тон Эдварда становится резким, он засовывает свое письмо в карман куртки.

— Спасибо, Чарльз, мы разберемся.

— Я бы хотел сопроводить вас в поместье.

Макалистер смотрит на меня, но отвечает Эдвард:

— В этом нет необходимости.

Он поднимается, и я следую его примеру, расстроенная тем, что он говорит за нас обоих, но не в состоянии спорить. Я засовываю конверт в сумку и перекидываю ее через плечо.

Эдвард стискивает челюсти и жестом показывает, чтобы я шла впереди.

— Спасибо, Чарльз. — Его голос теплеет от уважения к пожилому человеку. — Я буду на связи.

Макалистер встает, по-моему, явно довольный, что аудиенция окончена. Он протягивает мне руку, я пожимаю ее.

— Рад снова видеть тебя, Саммер.

— Спасибо.

Я улыбаюсь ему, но задаюсь вопросом: когда мы виделись? Наверное, на каком-нибудь светском приеме Кэтрин в поместье, да и многих других, не связанных с обществом. Правда, тогда я положила глаз только на одного мужчину.

А сейчас я втягиваю воздух, поворачиваясь лицом к этому мужчине. Он ждет. И явно доминирует в этой комнате. Доминирует надо мной, и я сдерживаю дрожь. Откуда в нем сила, заставляющая меня чувствовать себя такой маленькой и слабой?

А ведь я сильная, решительная, способная встречать вызов лицом к лицу. Мне просто нужно пространство без него,