Подкидыш для Лютого - Гала Григ

— Ничего я не находил, — этот зануда конкретно надоел мне.

Девушка ловкими движениями развернула одеяла, в которые был закутан подкидыш.

— Возраст десять-пятнадцать дней. Девочка, — равнодушно констатировала она. — А вот и записка: «Простите. Я не могу поступить иначе. Позаботьтесь об Анечке, пожалуйста. Надеюсь на доброту и отзывчивость Вашего сердца. Спасибо.»

Я взглянул на мятый листок бумаги. Буквы на нем расплылись. Вероятно, незадачливая мамаша пролила над ним немало слез.

— Анечка, Аннушка, — вдруг проняло меня на нежность. Но я резко оборвал сентиментальные бредни.

Девушка из Дома малютки поторопила представителя власти. По всему было видно, что она устала возиться с орущим младенцем, которому и всего-то нужно было попить молочка.

— Из города не уезжайте. Вас вызовут по повестке, — на прощание заявил этот наглец.

Я почесал затылок, чертыхнулся в уме и вздохнул с облегчением, когда за ними закрылась дверь. Правда, появилась какая-то щемящая тоска. Жалко было кроху, которую подбросила мне бессердечная мамаша.

— Но почему она выбрала именно меня? — то и дело возвращалась навязчивая мысль. — Каким боком я могу быть причастен к появлению на свет этого несчастного ребенка. — Уснуть уже не получалось. Я заварил себе кофе. Пытался привести мысли в порядок. Но одна, засевшая в глубинах сознания, продолжала мучать меня.

— Почему именно я? За что в конце-то концов? Живу тихо, никого не трогаю. С женщинами с некоторых пор ни-ни. Кому я мог так насолить?

Приходящая помощница по дому с порога возмутилась:

— А что, собственно, произошло? Почему здесь так натопано?

Я взорвался:

— Вам-то что? Ваше дело наводить порядок, а не выяснять, кто у меня был и что делал!

Мария Ивановна (или как я называл ее то Марьвановна, то вообще Марьванна) ошарашенно посмотрела на меня. Такой тон я никогда раньше не позволял себе по отношению к ней. Это была очень милая женщина. Добрая и добросовестная. Мне стало стыдно. И я, извинившись за грубость, рассказал ей о происшествии.

Сердобольная женщина всплеснула руками. На ее глазах выступили слезы:

— Бедный ребенок! Да как же так можно, вот же стерва! Судить ее надо за это.

Я никогда не слышал, чтобы эта милая женщина так возмущалась. Хотя самому тоже хотелось крепко выругаться в адрес безжалостной кукушки.

Наше возмущение прервал звонок:

— Лютаев Антон Борисович?

— Я.

— Вас беспокоят из полиции. Не могли бы вы приехать для уточнения некоторых формальностей по вопросу о подкидыше?

Я посмотрел на часы.

— Но я не могу. Мне пора отправляться на работу.

— Хорошо. Значит, вызовем по повестке.

Вот только этого мне и не хватало. Офис взорвется от такой новости. Нет уж. Я решительно перезвонил в участок и выразил согласие немедленно явиться.

Ждать пришлось долго. Меня словно специально выдерживали, доводя до белого каления. Наконец вызвали в кабинет следователя. Он с первой минуты выразил свое недоверие к моей личности.

— Назовите свое имя и фамилию.

— У вас же все сведения обо мне уже есть.

— Отвечайте, когда спрашивают. Вы не в ночном клубе.

Пришлось повторно выложить все сведения о себе: не был, не привлекался и так далее.

— Ваши предположения — кто мог подбросить ребенка?

— Да откуда же мне знать? Я уже рассказывал.

— Потрудитесь пересказать еще раз.

Пришлось подробно описать предрассветную историю и дальнейшие события.

— И что совсем не знаете, кто бы мог оставить девочку под дверью?

— Абсолютно.

— Не прикрываете ли кого-нибудь из своих пассий?

— У меня нет и не было никаких, как вы говорите, пассий. Живу один. Никого не трогаю. Вы лучше скажите, что с девочкой?

— Откуда знаете, что это девочка?

— Так ведь при мне медработник Дома малютки ее осмотрела.

Я устал. Голова еще гудела. Но тут я вспомнил крохотное личико подброшенной девочки, и что-то опять дрогнуло во мне.

— А что с ребенком? — зачем спросил, сам не понимал.

— Волнуетесь? Значит все-таки знаете мать малышки?

— Да не знаю я никого. Говорю же, под утро услышал странные звуки. Выглянул — а там сверток. Поднял. Жалко стало. Сразу же позвонил в полицию. Все.

— Ладно, ладно, не горячитесь. Я должен задать эти вопросы по долгу, так сказать, службы. Не беспокойтесь, с девочкой все хорошо. Она под присмотром. Ее определили в Дом малютки.

Нам ведь надо выяснить, кто ее мать. Вот и допрашиваю Вас. А так Вы все правильно сделали.

Следователь тяжело вздохнул. Я даже пожалел его — это же, наверняка, глухарь. Поди сыщи эту тварь! Небось уже укатила из города.

Он извинился передо мной, поблагодарил за правильные действия:

— Может быть, Вы нам еще понадобитесь. Поэтому никуда не уезжайте. Подпишитесь, что ознакомлены.

Я быстро подмахнул подсунутую мне бумажку. И с облегчением распрощался с ним.

Никогда не понимал, по какой такой странной схеме слухи распространяются молниеносно.

Когда я появился в офисе, обратил внимание, что сотрудники с сочувствием посматривают на меня. Постарался сделать вид, что не замечаю их взгляды. На ходу бросил:

— Настя, кофе!

Войдя в свой кабинет, с наслаждением грохнулся в кресло. Настя вошла в кабинет с таким видом, словно несла мне не чашку бодрящего напитка, а лекарство для тяжелобольного человека.

— Что-то случилось? — спросил я ее. — Откуда трагизм в глазах?

— У меня — ничего. А вот Вы как?

— А что я?

— Ну, говорят…

— Так что же обо мне говорят в нашем муравейнике? — Я впился глазами в несчастную девушку, которая уже пожалела, что произнесла роковую фразу. Мне стало жалко ее. В принципе, моя секретарша было милой и привлекательной простушкой. Лет десять назад я бы точно не прошел мимо нее, но сейчас мое опустошенное сердце не привлекал ни один миловидный женский образ.

Да и мысли были заняты далеко не прелестницами. Кроме работы меня последние три года вообще ничего не интересовало. А трудолюбивые коллеги, посвятившие свою жизнь служению в моем коллекторском агентстве, были настолько погружены в свои личные и служебные проблемы, что им было не до меня.

Мне стало интересно, что же такое обо мне говорят.

Не секрет, что меня побаиваются.