Подкидыш для Лютого - Гала Григ

Болела грудь, налившаяся молоком. Раскалывалась голова. Казалось, подняться с постели не хватит сил.

Страшно хотелось пить.

Мозг закипал от безысходности перед действительностью.

Как жить дальше, что делать, чтобы заглушить невыносимую боль в сердце? Как смириться с обстоятельствами?

Она мысленно пыталась представить себе, что происходит в ТОМ доме. Но воображение отказывалось служить ей. Сознание жгла одна-единственная мысль, ни на минуту не позволяющая забыться: «Как там моя Аннушка?»

— Я мразь. Я недостойна даже думать о моей кровиночке. Мне нет прощения. И нет места на этой земле…

Мозг лихорадочно ухватился за последнюю мысль.

— Да. Я не смогу жить без Аннушки. Такая мать не нужна ей… о ней позаботятся другие…

Не помня себя, она оказалась на улице. Шел моросящий дождь вперемешку со снегом. Густой туман плотной пеленой опустился на землю. Не чувствуя холода, не осознавая, куда направляется и что собирается делать, она бежала по улице.

Свет фар ослепил ее.

Мгновение — и она уже лежала на мокром асфальте.

Без чувств. Не ощущая ни физической боли, ни душевных терзаний…

Антон

Услышав непонятные звуки, зарождающиеся где-то совсем рядом, я пытался приподнять голову с подушки. Получалось никак. Вчерашний мальчишник гулким набатом отзывался в висках.

— Пора завязывать с подобными развлечениями. Уже не мальчик, — думал я, пытаясь сообразить, что это за странный звук раздается в районе входной двери. Вставать не хотелось и не моглось. Чугунная башка отказывалась соображать. Невероятным усилием воли я заставил себя подняться и направился в сторону непонятных звуков.

Только подойдя к двери, я понял, что где-то совсем рядом плачет ребенок.

— Откуда бы ему здесь взяться? Что за чушь!

То, что предстало перед моими глазами, моментально отрезвило меня. На пороге лежало нечто, замотанное в одеяло, и жалобно плакало.

Когда шок от увиденного прошел, я осторожно поднял этот надрывающийся плачем сверток. Одеяло, в которое был завернут ребенок, было ужасно холодным, поэтому я, не задумываясь над последствиями, быстро занес находку в дом. Растерянно огляделся вокруг, не понимая, что мне делать с этим неожиданным подарком. Лихорадочно думал еще и о другом:

— Кто мог так зло подшутить надо мной? Собственно говоря, последний год за мной не числилось ни одной лирической истории, результатом которой мог случиться этот странный намек на непорядочность в моих отношениях с противоположным полом.

Но продолжить анализ своей личной жизни мне не удалось. Ребенок никак не унимался. Он плакал все надрывнее. Надо было что-то делать. Но что? Что я мог предпринять, чтобы помочь этому крохотному созданию?

Сморщенное личико младенца медленно розовело. Однако, по мере того, как ребенок согревался, крик становился настойчивее.

Все еще держа подкидыша в руках, я пребывал в заторможенном состоянии. Наконец, опомнившись, набрал номер полиции. И тут же пожалел об этом. На меня обрушился град вопросов, которые вместо помощи, привели меня в еще большую растерянность.

— Да откуда же мне знать, кто его подбросил. Вот орет у меня на руках. Наверное, кушать хочет. Да не тараторьте вы! Лучше скажите, что мне с этим делать?

— Пусть побудет у вас до утра, часика полтора-два, — слышу из трубки и ужасаюсь.

— До утра? Да вы с ума что ли там все посходили. Уже давно утро!

— Я имею ввиду конец смены.

— Ну, конечно, вам бы смену спокойно сдать! — взорвался я. — А ничего что оно орет. Немедленно приезжайте и забирайте подкидыша. Иначе я сейчас положу его туда, откуда взял…

Я грохнул трубку. И в это же мгновение понял, что сморозил еще одну глупость — даже адрес свой не назвал!

Ребенок вдруг затих. Первая мысль — а вдруг он умер?! Вот только этого мне и не хватало! С ужасом откидываю с его лица край одеяла и трогаю щечки малыша. Теплые. И глазенки на меня таращит. Ну, может, не на меня, а просто в никуда. Но главное — живой.

Осторожно кладу подкидыша на диван в гостиной. Опять набираю номер дежурного:

— Немедленно заберите у меня ребенка! Иначе я…

— Назовите адрес, — слышу в ответ и, облегченно вздохнув, называю свои координаты.

— Только, пожалуйста, побыстрее… Я долго этого не выдержу.

Ребенок, накричавшись до хрипоты, умолкает. Но я с ужасом обнаруживаю, что он мусолит край кружевной накидки.

— Ох ты ж, Господи! Это же тебе не соска! — Зря я сделал это. Как только малыш лишился удовольствия, он заорал так, что я вынужден был схватиться за свою больную голову.

Успокоить бедолагу было нечем. Единственное, что я мог сделать, это осторожно взять сверток на руки и попытаться укачать ребенка. Получалось не очень, от слова совсем.

Я вообще-то впервые держал на руках такое крохотное существо. А оно никак не унималось. До исполнения колыбельной я опускаться не стал. Но по мере возможности стал издавать какие-то звуки, отдаленно напоминающие песенку из моего детства. Что-то типа «Спят ыы-ыы-ыы игрушки…»

Внутри меня что-то дрогнуло.

Мне удалось убаюкать кроху. И теперь подкидыш мирно посапывал, причмокивая крохотными губками. Наверное, ему снилось прикосновение к маминой теплой груди и сладкий вкус молочка.

Это крохотное создание было настолько беспомощным и милым, что я поймал себя на мысли, что мне приятно держать его на руках. Тут же матюкнулся, обругав себя кретином, идиотом и крутым набором ярких эпитетов, соответствующих ситуации. При этом не удержался осторожно дотронуться до щечки бедолаги, ощутив прилив восхищения и доброты, граничащий с умилением.

За этим занятием меня и застал страж порядка. Рядом с ним стояла молодая женщина, как мне сказали, медработник Дома малютки.

Я ревниво смотрел, как она уверенно взяла моего подкидыша на руки. И уже готов был предъявить свои права на него. Уж больно безразличным показалось мне ее лицо. Но тут найденыш опять зашелся криком.

Это остановило меня и позволило трезво взглянуть на вещи: что я буду делать с младенцем? Дитя голодное, наверное, еще и мокрое. Ну уж нет, пусть забирают, — устало подумал я.

Исполненный важности полицейский устроил мне допрос с пристрастием. Где, когда, как и что. Пришлось открыть дверь, показать, где лежал сверток. И продемонстрировать, как я взял его на руки, как положил на диван.

— Ребенка разворачивали?

— Да вы что, я боялся до него дотрагиваться.

— Мальчик или девочка?

— Откуда же мне знать? Говорю же, не разворачивал.

— Записки в конверте не было?