Жизнь, по слухам, одна! - Татьяна Устинова

Говорили, что у них был такой уговор – она ему обеспечиваетгубернаторство, а он за это на ней женится! Говорили, что Селиверстова, змея вмехах и бриллиантах, держит его на короткой приструнке и краем руководит именноона, а вовсе не ее муж!

Глеб Звоницкий, выслушивая трагические истории о нелегкойсудьбе промышленника и политика Александра Ястребова, взятого в железные клещисобственной женой, поначалу сильно раздражался, порывался возражать, а потомперестал.

Невозможно никому ничего объяснить. Невозможно, и все тут!..Никто не поверит, а если и поверят, то не до конца, и будут еще внимательнееискать подвох и подсчитывать промахи и ошибки. Людям нравится считать тех, ктосильнее и умнее, пройдохами и болванами. Так легче жить!.. Вот лежишь ты надиване или на кухне котлетный фарш крутишь, а тут по телевизору Инна Васильевна– волосы белые, глазищи голубые, на пальце перстень, даже в телевизоре видно,как играет! Да еще муж губернатор! Сидела бы себе, не лезла никуда, так нет,она и на телевидении, она и на радио, и премию какую-то учредила, и фонд помощикаким-то детям придумала! Не иначе все денежки из бюджета сама украла – не насвои же кровные фонды и премии учреждает! Денежки украла, накупила на них шуб иособняков, муж-подкаблучник вякнуть не смеет, у такой разве вякнешь!.. Сразувидно, стерва и зараза, нормальные женщины такими не бывают! У нас шуб иособняков не имеется, и с мужем вчера чуть было не подрались, зато мынормальные! Как все.

Трудно быть не таким, как все. Неважно, лучше или хуже, всеравно трудно.

Катя Мухина, у которой когда-то был хвост на макушке ивеселые ямочки на щеках, тоже была не такая, как все, – по рождению. Она быладочкой большого человека, следовательно, избалованная, богатая подрастающаястервочка – в глазах окружающих. Только в отличие от Инны Селиверстовой онаникогда не умела за себя бороться!..

– Катя, – повторил Глеб Петрович настойчиво, – вы бы ехалидомой! Поздно уже!

– А? А, сейчас поеду. Да. Хорошо.

Она будто разговаривала сама с собой, и Глеб вдруг вспомнилэту ее манеру, появившуюся как раз когда погибли родители, – она говорила,словно не слыша собеседника.

Черт тебя побери, с тоской подумал Глеб.

Он еще помаялся возле нее, потом сел на диванчик напротив.Катя смотрела в окно, на темную площадь с конной статуей. И статуя, и площадьбыли похожи на все европейские площади до одной, и только собор не похож! Глебстал смотреть на собор. Статую он не любил.

– Глеб Петрович, – Катя очнулась так неожиданно, что Глебдаже удивился, – а почему вы в Питере? Вы же были в Белоярске!

– Я в командировке.

– А где вы теперь работаете?

Он помолчал. Вопрос показался ему странным.

– У Ястребова.

– Он ведь губернатор?

– Ну да.

– Все правильно, – сама себе сказала Катя Мухина. – Сначалау папы, а теперь у того, другого! Вам же надо где-то работать! Да и какаяразница, был один губернатор, стал другой, подумаешь!

Он помолчал, но потом все же переспросил:

– Что вы сказали?

– А наш дом? – вдруг спросила она. – В нем Ястребов живет,да? И дача! Помните нашу дачу?

– Езжайте домой, Катя. Хотите, я вызову вам такси?

Она покачала головой, сосредоточенно глядя в чашку.

– Я поеду, когда тут все закроют. Уже скоро, они в час закрываются.Они закроются, и я тогда поеду.

Тут она встрепенулась, повернулась и ощупала свой портфель,словно проверяя его сохранность. Портфель был на месте, и Катя поглубжезасунула его за спину.

– Кать, вы что? – грубо спросил Глеб. – С ума сошли?

– Иногда мне кажется, что да, – быстро согласилась она. –Раньше мне так часто казалось, особенно после смерти мамы, а потом сталополегче. Но теперь опять кажется.

– Вам кажется, что вы сошли с ума?!

Катя Мухина – или как она там по мужу? – печально посмотрелана него и торжественно кивнула.

Глеб взял себя рукой за подбородок. Подбородок кололся.

…Нет, конечно, он знал и раньше, что она истеричка! И тогда,в Белоярске, когда они с Инной Васильевной наперегонки ухаживали за ней, беднойдевочкой, потерявшей мать и отца, было понятно, что у нее «не все дома», какаккуратно выражался Осип Савельич, Иннин водитель, но Глеб был уверен, что этопройдет. Любая в истерику кинется, если отца прикончили и мать застрелили почтиу нее на глазах! Но с тех пор прошло достаточно времени для того, чтобы прийтив себя!..

…Или она и впрямь сумасшедшая?..

Он ушел бы, если б мог!..

Глеб вздохнул, отпустил подбородок и попросил осторожно:

– Расскажите мне, что случилось, Катя. Или ничего неслучилось и вы думаете, что сошли с ума, ну, просто потому, что вам таккажется?

Катя Мухина сосредоточенно допила остывший кофе и облизалакрай чашки с присохшей кофейной пенкой.

– Меня хотят убить, – объявила она, проделав все это. – И,должно быть, скоро убьют.

Глеб помолчал.

– Кто и за что хочет вас убить?

Она подвинулась на диване, вытащила из-за спины портфель ипоказала его Глебу:

– Вот за это!..

Ниночка собиралась на вечеринку. Это всегда было трудно –собраться на вечеринку, да еще такую, где будут незнакомые мужчины,приглашенные не просто так, а «с целью». Ну, то есть там будут всякие, конечно,но «целевые» тоже будут! С тех пор как Ниночку бросил муж, она полюбилаисключительно «перспективные» вечеринки. Перспективными считались такие, гдеможно встретить «подходящего» мужчину, неважно, женатого или холостого, главное– с деньгами!

А что?! Весь век сидеть, как вон Катька Мухина сидит? Мильпардон, то есть не Мухина, а как ее?.. Зорькина, что ли? Нет, не Зорькина!Зайкина? И не Зайкина, точно!

Ниночка засмеялась, рассматривая внутренности шкафа, вкотором в два ряда висели костюмы: на верхней перекладине пиджаки, на нижней –брюки и юбки. К каждому пиджаку прилагалось и то и другое. Так значительноудобнее, чем что-нибудь одно.

Ниночка прекрасно знала, что фамилия Катиного мужа Зосимов иКатя, соответственно, тоже Зосимова, просто Ниночка терпеть не могла Генку иделала вид – хоть бы и сама перед собой! – что все время забывает его фамилию.

Что же за наказанье такое?! Одежды вагон, а надеть нечего!..

Ниночка наугад вытащила юбку, приложила к себе и покрутиласьиз стороны в сторону.