Опасное лето - Эрнест Хемингуэй

В то лето, когда мы впервые увидели Антонио на арене, ЛуисМигель Домингин уже не выступал. Незадолго до того он купил скотоводческуюферму близ Саэлисеса, на дороге Мадрид – Валенсия, и назвал ее «Вилла Мир».Отца его я знал давно. Отец был родом из Кисмондо в провинции Толедо и считалсянеплохим матадором в те времена, когда в Испании было два великих матадора.Уйдя с арены, он превратился в энергичного и хитрого дельца: это он открыл ипредставил публике Доминго Ортега. У Домингина и его жены было трое сыновей идве дочери. Все три сына стали матадорами. Я не видел на арене ни одного изних. Но от людей, мнению которых я доверяю, мне приходилось слышать, чтостарший, Доминго, превосходно умел наносить быку завершающий, смертельный удар,однако этим его достоинства и ограничивались. Пепе был первоклассным,совершенно исключительным бандерильеро и с другими элементами боя справлялсянедурно. Луис Мигель обладал подлинным талантом, который сказывался во всем, онотлично владел бандерильями и вообще был то, что в Испании называется toreromuy largo, иначе говоря, имел богатый репертуар пассов и грациозныхтелодвижений, легко подчинял быка своей воле и убивал его со всем возможныммастерством.

Домингин-отец обделывал свои дела в «Сервесерия Алемана»,отличном кафе с пивным залом на Пласа-Санта-Ана в Мадриде, постояннымпосетителем которого я был в течение многих лет. Тут же, за углом, был дом, гдежило все семейство. Это он, Домингин-отец, помогал Мэри выбрать запонки мне вподарок ко дню рождения, и он же пригласил нас по дороге в Валенсию заехатьпозавтракать к Луису Мигелю на его новую ферму. Джанфранко должен был вернутьсяв Италию, а мы – Мэри, я и Хуанито Киктана, старый наш знакомец,повстречавшийся нам в Мадриде, – поехали дальше, и в знойный летнийкастильский полдень, когда горячий ветер из Африки взметал тучи соломенной пылинад токами, расположенными у дороги, мы остановились перед домом, от котороговеяло тенью и прохладой. Луис Мигель был неотразим – высокий, смуглый,узкобедрый, с чуть длинноватой для матадора шеей, с неулыбающимся, слегкапрезрительным лицом, на котором сквозь профессиональную надменность вдругпроступала веселая усмешка. Мы застали там Антонио с Кармен, младшей сестройЛуиса Мигеля. Это была смуглая красавица, великолепно сложенная. Они с Антониособирались пожениться этой осенью, и по каждому их слову и движению видно было,как они влюблены друг в друга.

Мы посмотрели стадо, побывали на птичьем дворе и в конюшне,и я даже вошел в клетку, где сидел недавно пойманный близ фермы волк, чемдоставил большое удовольствие Антонио. Волк был здоровый на вид, и можно былоне опасаться, что он бешеный, поэтому я решил, что ничем не рискую – ну, укуситв крайнем случае, – а мне очень хотелось войти и поиграть с ним. Он менявстретил очень дружелюбно, почуял, должно быть, любителя волков.

Мы увидели новенький бассейн для плавания, в котором ещедаже не было воды, и полюбовались бронзовой статуей Мигеля в натуральнуювеличину, – не каждому удается при жизни украсить свое жилище таким предметом.Мне живой Мигель понравился больше, чем его статуя, хотя статуя, пожалуй,выглядела чуточку благороднее. Но это нелегкое дело – выдерживать постоянноесоревнование со своей собственной статуей в своем собственном доме. Впрочем, вэтом году Мигель оставил статую в этом соревновании далеко позади. Статуя так иосталась статуей, а Мигель показал себя в беде лучше и достойнее всех, кого якогда-либо видел в беде, а я видел многих.

Мы прекрасно провели время в доме Луиса Мигеля (друзья зовутего просто Мигель), пили сангрию – род лимонада с красным вином и на славупозавтракали перед отъездом. После этого мы ни Мигеля, ни Антонио не видели до1954 года, до нашего возвращения из Африки. Но еще на борту парохода мыполучили телеграмму от Антонио, выступавшего в это время в Малаге. Он нам желалсчастливого пути. И после нашей аварии в Марчисон-Фоллз и пожара в Бутиабе,когда мы наконец добрались до такого места, где можно было достать другойсамолет, первая телеграмма, полученная нами в Энтеббе, тоже была от него.

Мигеля я увидел опять в мае 1954 года в Мадриде. Он пришел кнам в номер в отель «Палас», где все собрались после очень неудачной корриды,происходившей в дождливый, ветреный день. Было полно людей, стаканов и дыма ислишком много разговоров о том, о чем лучше было бы позабыть. У Мигеля былужасный вид. Когда он в форме, он похож на Дон-Жуана пополам с Гамлетом, но вэтот шумный вечер он был небрит, выглядел утомленным и похудевшим и весь какбудто сник. Он пришел прямо из больницы, где лежала Ава Гарднер, страдавшая отжестоких болей, причиняемых какими-то камнями, которые проходят или, напротив,не могут пройти, и я потом узнал, что Мигель сутки дежурил у ее постели, делаявсе, что может сделать врач или сиделка, чтобы облегчить боль. Я навещал Аву вбольнице, и она сама рассказала мне, как трогательно он за ней ухаживал.

Мигель все еще не вернулся на арену, но уже подумывал овыступлениях во Франции, и несколько раз я ездил с ним на берег Гвадаррамы, гдеон тренировался на молодых бычках, желая определить, сколько времени емупотребуется, чтобы снова войти в форму. Мне нравилось смотреть, как онработает, упорно, настойчиво, не щадя сил и не давая себе отдыха, а если ончувствовал, что начинает уставать или что у него сдает дыхание, то все же заставлялсебя продолжать и не успокаивался, пока не доводил быка до изнеможения. Тогдаон принимался работать с другим быком, обливаясь потом и стараясь выровнятьдыхание в короткие паузы перед вступлением нового быка в борьбу. Мне нравилисьего гибкость, его быстрота, его манера работать с быком, умело используя своиприродные данные, его великолепные ноги, мгновенность его реакции,неисчерпаемое разнообразие его пассов и поистине энциклопедическое знание быка.Было наслаждением смотреть, как он работает, тем более что дождливая полосакончилась и кругом было по-весеннему хорошо. Одно только меня огорчало. Егостиль не волновал меня.

Мне не нравилось, как он работает плащом. Я перевидал всехвеликих мастеров этого искусства, начиная с Бельмонте, открывшего современныйпериод в истории боя быков, и уже там, в предгорьях Гвадаррамы, я сразу понял,что Мигель не принадлежит к их числу.

Впрочем, это была всего лишь частность, которая не мешаламне находить большое удовольствие в его обществе. У него был острый, язвительныйум, и, когда он одно время гостил у нас на Кубе, я узнал от него многоинтересного о самых разных вещах. Он не только умен, но и хорошо умеет выражатьсвои мысли, а кроме того, одарен разнообразными способностями, ничего общего неимеющими с боем быков. Я знаю всех его родных и должен сказать, что это наредкость интеллигентная семья. Мне и раньше приходилось встречать его братьев,Доминго и Пепе, но я совершенно не представлял себе тогда, какие этообразованные и умные люди, и, хоть я знал, что Кармен, их сестра, не толькохороша собой, но и собеседница прекрасная, лишь в 1956 году, когда Мэри и ястали часто встречаться с Кармен и Антонио, я понемногу оценил в полной мередостоинства этой удивительной семьи.