Бояръ-Аниме. Одаренный: адъютант - Тим Волков

— Да некогда, Александр Федорович! Напрямую я вас предупредить не смог бы — тут все телефоны прослушиваются, меня бы сразу вместе с вами бы грохнули. Искать обходные пути — опять-таки время. Да какова вероятность того, что вы бы мне поверили и вообще выслушали?

— Но…

— Александр Федорович, охрана возвращается! Переждите пару дней, не больше. Я завтра загляну к вам.

Дверь открылась.

— …и поэтому мы направляем вас в пятую камеру! — тут же старик изменил тон на официальный, грубый. — Уведите его!

Меня подхватили под руки, и повели прочь, в камеру.

Тяжелая железная дверь захлопнулась за спиной так громко, что с потолка посыпалась штукатурка. Я был взаперти.

Меня всего разрывало от бури эмоций. Некоторое время я просто ругался, на чем свет стоит на Фурманова за его самодеятельность. Подумать только — усадил меня за решетку, потому что заботился обо мне! А к черту такую заботу!

Потом же, когда первая волна негодования прошла, я задумался. А ведь старик поступил мудро. Очень мудро. Если все правда и меня сегодня действительно должны были грохнуть, то посадка в камеру спасла мне жизнь. По крайней мере, оттянула время. Сейчас меня будут искать, пытаться понять, где я. Потом, как только выясниться, что я за решеткой, нужно будет что-то придумывать, чтобы подсадить ко мне киллера. А это тоже время. Фурманов поступил правильно и действительно спас мне жизнь. И такой ход — единственное правильное и быстро решение.

Конечно, можно было сказать, что я бы и сам мог отбиться от киллера. Только вот о предстоящем покушении я ничего не знал, и для меня это было бы сюрпризом. Да еще неизвестно что за киллер хочет меня пристрелить, какой у него уровень мастерства. Едва ли это будет дилетант — сектанты отправят мне самого лучшего, кто точно должен справиться. А значит все сделано верно.

Хотя мне это и не по нутру.

Я оглядел камеру. Тесная, темная, сырая. Под самым потолком лампочка, едва светящая. В углу попискивают мыши. И сколько мне тут сидеть? Фурманов сказал, что придет завтра. Значит как минимум сутки.

Я лег на нары, подложил руки под голову. В принципе, не так и плохо, как может показаться на первый взгляд. У меня есть время, чтобы все обдумать. А еще дождаться, когда созреет умение, которое создала Смит. Надеюсь, все получится, и я смогу проходить сквозь камни, чтобы вызволить Императора.

Я стал размышлять, и главным образом о том, кто именно стал теперь новым Распутиным и ведет секту в бой? Ведь просто так они едва ли бы смогли это сделать. Распутин был лидером. И адепты шли за ним. Значит и сейчас должен кто-то встать вместо него. Кто же он? Кто этот загадочный игрок? Кто-то из ближайшего окружения? Один из заместителей?

Браун? Возможно. Но он был не в ближайшем его окружении, насколько я понял по поведению. Распутин при мне даровал ему какой-то чин и тот рассыпался в раболепных благодарностях. Дантес? Точно нет. Кто-то третий, кого я еще не видел? Похоже на то.

Незаметно для себя я задремал.

Снилось разное и странное. То я становлюсь каким-то чересчур длинным, словно бы резиновым, то рассыпаюсь, будто весь вылеплен из песка. Сны сопровождались неприятными ощущениями — то бросало в озноб, то в сильный жар. В какой-то момент я дернулся, подскочил. И упал с нар. Всего трясло от холода.

Я огляделся. По-прежнему в камере. Вся одежда мокрая от липкого холодного пота. Что происходит?

Догадка обожгла — ритуал! Он начал действовать и теперь со мной происходит…. Что? Смит сказала, чтобы я сообщал о любых изменениях в организме. Только вот как мне это сделать из тюрьмы?

Внутри меня словно насыпали битого стекла. Мышцы предательски ныли, а кости будто перемололи молотком. Спазм желудка едва не выплеснул содержимое на пол.

Я с трудом забрался обратно на нары. Всего трясло. Черт! Состояние гадкое. Словно тысяча похмелий за один раз. Да, Фурманов действительно меня спас, потому что если бы сейчас ко мне выскочил киллер, то я едва ли смог даже поднять руку. Так бы он и застрелил меня, лежащего на полу, где-нибудь в своей комнате, в луже блевотины.

Судорожно глотая воздух ртом, я думал лишь об одном — не откинуться тут, в камере. Потому что это доставит массу хлопот самому Фурманову.

Дышать. И смотреть на лампочку на потолке.

Это помогло, становилось немного легче и, кажется, я опять задремал, потому что, когда раздался не понятный звук, меня словно вырвало из глубины.

Заскрежетал замок камеры.

«Фурманов?» — подумал я, пытаясь понять который сейчас час. Вечер? Ночь? Утро? Окон в камере не было и потому сложно было сообразить и сориентироваться.

Я осторожно поднялся, внимательно следя за своим состоянием. Была сильная слабость и голова шла кругом. Но я хотя бы мог сидеть.

Надо будет попросить у Фурманова воды. А лучше кофе. Оно приведет меня в порядок.

Но когда дверь открылась, на пороге стоял не Фурманов. Другой гость.

Передо мной возвышался тот, кто когда-то едва не уничтожил род Пушкиных. Тот, кто в достижении своих целей не щадил никого. Тот, чей девиз был «цель оправдывает любые средства». Тот, про кого ходили легенды о том, что он может высасывать души из людей.

В дверях камеры стоял князь Прутковский.

— Вы?

Я ожидал увидеть кого угодно — старика Фурманова, Брауна, Дантеса, киллера. Да хоть самого Распутина, ожившего при помощи чар Морозовой! Но только не Прутковского.

— Что вы здесь делаете? — вопрос был глупым, но спросить что-то другое я не нашелся.

— Пришел проведать старого знакомого! — улыбнулся Прутковский.

Он вошел внутрь, дверь за ним закрылась.

Я напрягся, даже создал конструкт, готовый отразить атаку. В голову пришла страшная мысль — а что, если Прутковский и есть тот самый киллер, про которого говорил Фурманов?

Эта мысль заставила меня напрячься еще сильней.

Это напряжение почувствовал и Прутковский, предупредительно протянул руки вперед, демонстрируя пустые ладони.

— Я пришел с миром, просто поговорить, — произнес гость.

— Дионисий Егорович, — с трудом вспомнил я его имя.

Прутковский был у нас балу. Но именно его присутствие и кое-какие фразы, брошенные им за беседой, помогли мне понять, кто был истинным заказчиком наших проблем — Дантес. Прутковский занял денег отцу, помогая тому, когда ему было туго. Именно на деньги Прутковского я пошел в Школу. Так может быть, не все так плохо?

— О чем вы пришли со мной поговорить? И как вообще сюда попали?

— Я — друг Фурманова, — ответил Прутковский. — И я в некоторой степени знаком с ситуацией.

— О какой ситуации вы имеете в виду?