Бояръ-Аниме. Одаренный: кадет - Тим Волков

Все гениальное просто. Все зло — еще проще.

Палец нажимает на спусковой крючок. Курок боевой пружины бьет по капсюлю патрона. Взрыв пороха. Выстрел. Все просто.

Пуля стремительно летит в голову и размазывает мозги по стене. Куда еще проще?

Я представил это все за одно мгновение — картинка промелькнула перед глазами, затмив собой все.

«Прощайся с жизнью!» — в самое ухо словно желая перед сном спокойной ночи ласково прошептал Архитектор.

— Саша! — это был отец.

Грянул выстрел.

Он оглушил, в ухе раздался пронзительный писк, будто телевизор, по которому прекратили вещание сделали на максимум громкости. В нос ударил запах терпкой гари.

Тяжелый толчок заставил упасть.

Я распластался, больно ударился об пол головой. Однако быстро сообразил, что пуля прошла мимо, х оть и очень близко, больно щипнув кожу на лбу. Живой. Пока еще живой.

— Отец! Рука! — крикнул я, едва сообразив, что Федор Иванович в последний момент спас меня, оттолкнув непослушную конечность в сторону от головы.

Моя рука вновь потянулась к голове, желая совершить незаконченное.

— Рука! Пистолет!

Отец навалился на руку, но одолеть ее просто так у него не получилось. Архитектор не желал сдаваться. Завязалась борьба.

— Пусть вышибет себе мозги! — злорадно прокричал Дантес, по-прежнему лежащий на полу.

— Что происходит? — это уже Руднев. — Пушкин! Брось пистолет! Ты чего удумал?

Воцарился хаос. Гомон, шум, топот ног, проклятия Дантеса.

В общей суматохе не заметили, как в дом воровалась полиция. Руднев быстро приказал забрать хозяина дома, сам рванул на помощь Федору Ивановичу. Вдвоем они с трудом забрали у меня оружие.

— Пушкин, ты чего? — растеряно спросил следователь, потирая ушибленный нос — в процессе борьбы я крепко заехал ему кулак. Точнее не я, а Архитектор.

— Рука! — только и смог вымолвить я.

Она по-прежнему была неуправляема. Я не чувствовал боли, даже когда следователь навалился на нее, упершись коленом. Она, словно змееобразный монстр пыталась схватить хоть кого-то.

— Наручники, — выдохнул отец. — У вас есть наручники?

Руднев удивленно посмотрел на Федора Ивановича, но молча протянул просимое.

Отец накинул их мне на запястья.

— Что вы… — не понял Руднев.

— Так надо, — перебил его отец. Соврал: — У сына припадок.

И бросил мне:

— Поехали.

— Куда?

— К Смит. Она поможет.

* * *

Мы с отцом с трудом дошли до машины. Руднев не стал нас задерживать, ограничившись нашими уверениями, что мы позже сами придем к нему и дадим все необходимые показания.

Смит была в Школе и мне пришлось долго ей дозваниваться. Но едва она услышала причину нашего визита, как тут же приказала подъехать к своему личному входу, где нас и приняла.

— Что случилось? — спросила она, поглядывая на мою руку, прикованную к другой наручниками. — Или давайте лучше пошли за мной, внутри все расскажете.

Мы вошли внутрь, прошли по темному коридору прямо в ее кабинет.

Смит закрыла на замок за нами дверь.

Я коротко все ей рассказал. Смит слушала молча, не перебивала. Потом, в гнетущей тишине вдруг промолвила:

— Вот ведь дерьмо!

Никто не ожидал от благородной аристократки главы Школы собственной фамилии и жены Министра госпожи Смит таких бранных слов. Наверное, она и сама не ожидала от себя такого, потому что тут же начала кусать губы, словно наказывая их за такое осквернение уст.

Я открыл рот от удивления, не зная, что ответить на такое. Хотя в общих чертах она была права, ситуация была именно такой.

— Есть какой-то способ от этого избавиться? — спросил я, поглядывая на свою-чужую руку.

Смит нахмурилась и это ее выражение лица мне не понравилось.

— Ну? — не выдержал уже отец.

— Только один, и тот временный, — наконец ответила она.

— Какой?

— Наложить печать.

Отец вытянулся в лице, и я понял, что ему такой план не понравился.

— Что еще за печать? Перейти в другой род что ли? — не понял я, имея ввиду печатников — тех, кто присягает другому роду в верности.

— Нет, — покачала головой Смит. — Кое-что другое.

— Вы что, сына хотите моего в могилу свести? — произнес отец.

— Папа, успокойся, — осадил его я. — Лучше езжай домой.

— Но…

— Мы справимся. А тебе еще нужно заявление сделать по слухам, помнишь? Езжай, мне правда так будет легче. Я уже взрослый, умею принимать решения.

Отец долго смотрел на меня, не выдержал битву взглядов, обреченно выдохнул:

— Хорошо.

Попрощавшись с отцом и дождавшись, когда он уйдет, я обратился к Смит:

— Что за печать?

— Есть одна процедура, очень старая, разработанная ученными еще в прошлом веке. Общая ее суть заключается в пленении некоторых силовых потоков, что позволит, как я думаю, на время отрезать пути Архитектору к твоему телу. Но я хочу подчеркнуть — именно на время.

— А как от него можно избавиться полностью?

Смит молчала, не зная, что ответить на это.

— Хорошо, давайте поставим эту печать. Выиграем хотя бы время, чтобы решить главную задачу.

— Это очень опасно, Александр, — предупредила Смит.

— А разве у меня есть выбор?

— Хорошо, — нехотя согласилась Смит. — Нужно подготовиться.

Глава Школы принялась ходить по кабинету, нервничая и явно не зная с чего начать.

— Вам нужна помощь? — предложил я.

Смит рассеяно глянула на меня, покачала головой.

— Нет. Я сама.

Потом подошла к столу, достала из ящика бутылку початого бренди и отхлебнула пару хороших глотков. Глянула на меня с упреком, сказала:

— Поведешься с тобой, Пушкин, начнешь к бутылке прикладываться как варвар, — и немного подумав, предложила: — Будешь?

— Буду.

Я тоже хлебнул превосходнейшего напитка.

— А теперь начнем, — сказал Смит.

Процедура запечатывания линий силы была очень мудрёной. Я следил за манипуляциями Смит и лишь строил догадки, что она сейчас делает. Использует свой Дар — это точно. Ощущался плотный поток горячих волн, исходивших от нее.