Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова

Еще ей показалось, что под платьем, на спине, у нее оборвалось что-то из белья, кусок ли кружева сорочки, не выдержавший резких движений, или оторвалась тонкая эластичная бретелька бюстгальтера, царапнув маленькой пластиковой деталькой ее под лопаткой…

– Да нет уж, дорогуша, сейчас ты оденешься потеплее и поедешь ко мне. Больше я здесь, – он обвел помутневшим взглядом зеленые обшарпанные стены подъезда, – не скажу ни слова…

Понимая, что он от нее не отвяжется и что ей все равно придется выслушать его, Юля поднялась в квартиру и, объяснив в двух словах, что ей надо проводить «пьяного приятеля» домой, и извинившись перед Наташей, почти выбежала, словно боясь, что Аперманис и здесь навяжет ей свою волю и не позволит поступить так, как ей хочется.

К Чайкину они ехали на такси. В машине Леша молчал, словно и не он только что кричал на нее в подъезде, осыпая упреками, словно обманутый муж.

Они поднялись, Леша тотчас ринулся в ванную комнату и вышел оттуда почти трезвый, с еще более мокрой головой.

– Послушай, Чайкин, ты что, хочешь простыть и умереть? В городе не так много патологоанатомов, чтобы заменить тебя на твоем посту. У тебя есть фен?

– Есть, Надин, – печально ответил Чайкин, покоряясь Юле и позволяя ей делать с ним все, что угодно. В частности, сушить его волосы феном.

После того как фен был выключен и в квартире наступила тишина, Юля уселась перед Лешей и выжидательно посмотрела на него в упор. С вызовом. Сейчас, сейчас он расскажет ей про Португалова…

– Ну?

– Скажи мне – только честно, – ты занимаешься исчезновением ребят?

– Я же ответила – пытаюсь, стараюсь, но я ведь одна…

– Ты хотя бы приблизительно знаешь, какого числа они исчезли?

– Корнилов говорит, будто экспертизой установлено, что хозяева коттеджа, то есть Крымовы, ужинали числа семнадцатого-восемнадцатого, следовательно, где-то в этих числах они и пропали…

– А вы проверяли, не выехала ли эта бригада, черт бы их побрал, куда-нибудь по железной дороге или не улетели ли они на самолете к черту на рога? Хотя бы такую простую работу вы провели?

– Корнилов бы мне сказал…

– Земцова! Что ты такое говоришь?! Вы же их не ищете! Весь город только и говорит о том, что нашли сгоревшую машину Крымова, а в ней женские туфли… Ты хочешь знать, чьи это туфли?

– Я могу только догадываться… Но ведь их размер совпадает с размером ноги его… жены, Нади Щукиной…

– Да я сам звонил сегодня Корнилову, он сказал мне, что туфли опознала мать Бродягиной… Это ЕЕ туфли, Марины Бродягиной. Тебе это тоже ни о чем не говорит?

– Туфли могут быть похожи… – У Юли из глаз полились слезы стыда и отчаяния. Но она даже на минуту почувствовала себя счастливой от того, что ее отчитывает все же Чайкин – свой человек, а не эта дура Аперманис… – Я не хочу верить, что это убийство как-то связано с Крымовым… Что ты хотел мне показать?

– Сейчас покажу… Но только ты должна внимательно посмотреть ЭТО… – Он вставил видеокассету в магнитофон и стал перематывать пленку назад. – Сейчас…

– Мне кажется, я знаю, что ты хочешь мне показать…

– Как? – Лицо его осветилось улыбкой, словно надеждой. – Ты сама ВИДЕЛА ЭТО?

– Я знаю, что Португалов – гей…

– Что? Что ты сказала? – Он резко нажал на кнопку пульта «стоп» и с выражением ужаса посмотрел на Юлю: – Ты окончательно свихнулась, Земцова, тебя, похоже, ничего, кроме секса, не интересует… Это Харыбин так поработал над тобой?

– А разве не сексуальные игры Португалова с мужчинами ты собирался мне прокрутить?

– Мне что, больше делать нечего, как пялиться на гомиков? – возмущению Чайкина не было предела. – И какой он, к черту, гомик, если всем известно, что он бабник?! Можешь спросить кого угодно…

Юля рассказала ему в двух словах о своей встрече с «клиентом» по имени Юра.

– Он врет. Ты отказала ему, вот этот Юра и приревновал тебя к Португалову. И никакой он не сутенер. Поверь мне. Я наводил справки о нем, прежде чем принять решение не вмешиваться в твою личную жизнь и не мешать твоей встрече с ним… Мне рассказывали о нем такое… Словом, он очень искушенный в любви мужчина, хотя и одинокий. Я подумал, что свидание с ним придаст тебе сил… Я не буду тебя спрашивать… Хотя и так все ясно: женщина, удовлетворенная мужчиной, навряд ли после свидания с ним поверила бы в то, что он «голубой». Следовательно, у вас c ним ничего не было. И напрасно. Может, после этого кровь забурлила бы в твоем худосочном теле, глядишь, и голова бы заработала…

– Опять хамишь? Расскажи лучше, зачем ты меня привез к себе? Что такого особенного ты собираешься мне показать?

– Ничего особенного. Просто смотри внимательно, и все. Подожди, сейчас поставлю на самое начало… Вот так… Это обычные телевизионные новости. Вот смотри репортажи, слушай, а потом мне скажешь, если что-то покажется тебе… Все. Молчу. Смотри.

На экране появилась известная девушка-диктор, и Юля, уставшая, с головной болью, начавшейся еще там, в подъезде, где ее отчитывал Чайкин, ничего не понимая, стала смотреть и слушать программу «Новости». Все шло как обычно до тех пор, пока корреспондент из какого-то французского городка с названием, которое Юля не расслышала, не начал рассказывать о Жан-Жаке Руссо. Показали статую этого великого французского философа, его музей, и вдруг в кадр попало лицо, при виде которого Юля схватилась за голову и замотала ею, как если бы увидела привидение…

– Этого не может быть… Все, она пропала! Она появится еще?

– Нет, я увидел ее еще вчера утром и подумал, что мне показалось, а потом сообразил, что в два часа наверняка этот сюжет повторят, вот и записал… Я искал тебя, постоянно тебе звонил, и эта твоя знакомая, кстати, довольно вежливо мне отвечала, что тебя нет. Создавалось впечатление, что она как будто переживает из-за того, что мы с тобой не можем встретиться…

– Да, я была занята, – последние слова Юля пропустила мимо ушей, – а Рита – ее не поймешь. Перемотай еще раз…

Чайкин перемотал и снова включил этот же репортаж. Больше того, они даже поставили на паузу, остановили кадр, когда на экране появилось знакомое до боли и так неприлично для сегодняшнего дня сияющее лицо, и сошлись во мнении, что ошибки быть не может: да, камера оператора, снимающего сюжет о расположенном в окрестностях Парижа городке Монморанси, известном своим знаменитым музеем Руссо, поймала зазевавшуюся, потерявшую бдительность, счастливую, ничего не видящую и увлеченную окружающей ее красотой… Надю Щукину!

– Чайкин, как ты мог?

– Что? Что я мог? Говорю же: я искал тебя почти два дня!

– Я не о том. Как ты мог выбрать себе в жены такую стерву? И что вы все в ней находите? А Крымов?.. Крымов тоже женился на ней… И она счастлива! Она сейчас во Франции, отдыхает себе, бродит по музеям, пьет со своим муженьком красное вино, объедается сыром, а мы тут страдаем и думаем, что их уже нет на свете! Разве такое вообще возможно?