Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан

— Да что ты! Он трехмесячный, — рассмеялся Анатолий. — Будет жить пока у дяди, на травке гулять.

Он увлек приятеля в свою комнату и начал переодеваться.

— С кем успел повидаться, какие у тебя планы? — спросил Юра.

— Планы такие: днем работать, вечером одолевать высоты науки. Поступаю в десятый класс вечерней школы. Сам понимаешь, без десятилетки никуда…

— Одобряю!

— Дали неделю на подготовку и переэкзаменовку по литературе. Уже готовлюсь — глаза на лоб лезут. Надо бы и завтра заниматься, а я еду. Мечтаю, пойми! Я ведь впервые еду в лес, на простор, к реке!

Анатолий надел синий комбинезон.

— Звонил некоторым ребятам, — продолжал он, роясь в ящике. — Того нет, того мамочка не подзывает, тот и рад бы, да именно сейчас некогда… Ну их… Больше не буду звонить.

— Зря! Народ всякий бывает. Очень огорчился?

— Ни капельки… Вру! Конечно, обидно. И поделом, надо было писать. Сам виноват. Решил удивить, и вот…

— А Нина?

— На днях встретимся, так сказать свидание! Смешно, конечно, столько лет прошло… Малышами ведь мы тогда были, ребятенками. Для нее наша дружба, наверное, только детские воспоминания. Ну, а для меня… Для меня, понимаешь ли, время будто остановилось четыре года назад, а теперь вдруг снова пошло. Как объяснить тебе? Ну, то, что для всех вас уже «древняя история», для меня вроде только вчера… Ну, отношения наши, чувства…

Анатолий говорил тихо, почти зарывшись головой в ящик, и что-то там бесцельно перебирал.

— А Оля где? Помнишь, как мы дразнили тебя: «Олеобожатый, Олепровожатый»? — спросил он.

— Оля? Оля умерла…— глухо сказал Юра.

Анатолий вскинул голову и недоумевающе уставился на приятеля:

— Умерла?!

— Нелепо! От ангины. Год назад. Какая-то особенная ангина, с осложнениями. А мы собирались ехать летом по Волге на моторной лодке. С ней и с мамой…

Юра замолчал.

Анатолий хотел, но не мог найти слов, которые бы выразили все его сочувствие другу.

Он растерялся, захлопнул ящик и вдруг глухо спросил:

— Значит, ты имеешь моторную лодку? А какой мотор?

Спросил, и сразу ему стало стыдно. Румянец залил не только щеки, но даже уши.

Юра, большими шагами ходивший по комнате, сильно потер пальцами лоб, отвернулся к окну и с мукой в голосе сказал:

— Знаешь что? Поди ты к черту!..

Анатолий вскочил, подбежал к Юрию, заглянул ему в глаза:

— Т-ты д-д-умаешь, я хам, ничего п-п-понять не могу и поэтому н-н-насчет мотора б-брякнул? — От волнения он стал заикаться. — Думаешь, что огрубел я среди воров и в колонии, что подыму тебя на смех? Скажу, как п-п-последняя сволочь, что девок, мол, много… Да? А ты? Испугался, что чуть не открыл душу такому, как я?

— Толька!

— Ну, с-с-скажи, прав я или нет? Соврешь — век не прощу!

Глаза Анатолия, не моргая, смотрели в глаза Юрия.

Тот не опустил взгляда.

— Отчасти ты прав!

— Отчасти?

— Пойми… Тебе первому сказал об Оле… Ну, испугался, смутился, что ли. Как-то стыдно выставлять напоказ сокровенное… Понимаешь? Потому и послал тебя к черту. А ты уже подумал совсем другое…

— П-п-понимаю! Вначале и я все переживал в одиночку. Впервые, да и то не сразу, заговорил только с Иваном Игнатьевичем, это наш воспитатель. Такой человек! Потом расскажу… Значит, ты тоже никого не подпускаешь к своей душе? Ты не думай, я не набиваюсь на такие разговоры…

Юра грустно улыбнулся и, глядя в окно, сказал:

— Я ведь даже Оле никогда не говорил о своей любви. Словами такое трудно сказать. Старыми словами не хочется, а новых — не выдумаешь… Но мы понимали друг друга без слов… Знаешь, думая об Оле, я иногда чувствовал такую силу, что если бы нашел кольцо в земле, за которое можно ухватиться, то, кажется, мог бы поднять земной шар! И вдруг после смерти Оли нашел такие слова для нее, такие слова! Ладно… Хватит об этом. Только не надо меня жалеть. Понятно?

— Юра, я очень боялся, что встретимся, а говорить будет не о чем и разойдемся, «как в море корабли». А ты, ты настоящий парень, что надо!

— Толька, если бы я был помоложе или постарше, — Юра взял Анатолия за плечи, — я, может, расчувствовался бы и чмокнул тебя. Но давай без громких фраз…— Юра сжал плечи Анатолия.

Анатолий смутился, толкнул Юру в грудь, и они схватились в борьбе, как два медведя. Через полминуты Анатолий был повержен. Он уселся тут же, на полу, и, обхватив колени руками, сказал медленно и серьезно, выбирая слова:

— Вот что, Юрка! Ты не думай, что я любитель громких фраз. Меня от них тошнит. Воры меня подцепили, как карася, на громкую фразу. А тот, кто на собственной шкуре узнал, «почим ковш лыха», как говорил мой учитель шоферского дела — дядько Грицько, тот не споткнется дважды об один и тот же камень. Ты во мне не сомневайся. Ненавижу весь этот блатной мир. Хозяина того самого здесь пока нет, но могут появиться его Дружки. Водиться с ними ни за что не стану, но задевать их тоже не собираюсь. Черт с ними!

Юра помрачнел:

— Значит, «моя хата с краю»? Непротивление? Прямо скажи, что струсил.

— Да ты что? — Анатолий вспылил. — Я комсомолец, активист и вдруг здрасте — непротивленец! Конечно, я дам сдачи, если меня тронут, но задирать их первым я не хочу и не буду. Не хочу даже прикасаться…

— Гнилая теорийка, — возразил Юра. — Надо на них наступать, а не обороняться. А ты хочешь по-обывательски спрятаться: лишь бы меня не трогали… Эх, ты!

— Может быть, ты и прав, Юрка, — неуверенно сказал Анатолий, все еще сидя на полу. — Я еще сам не знаю, как быть. И в дороге, в вагоне, думал об этом и твердо решил обходить за два километра всю эту гниль. А вот на вокзале случай вышел, пришлось вмешаться… Потом расскажу. Видно, одно дело— план, а другое дело — жизнь…

— Да ты поменьше философствуй! В случае чего — советуйся со мной.

— Эй! — крикнул Анатолий, вскакивая и становясь в театральную позу. — Эй вы, воры-жулики, враги мои! Не подходите и не уходите, пока я не посоветуюсь со своим другом!

Оба засмеялись. Юра вскочил:

— Что же мы сидим! Поехали. Поговорим в дороге. Но ты действительно шофер?

— Третьего класса.

— А ну, покажи свои шоферские права.

Анатолий молча протянул Юре книжечку.

— Чтобы ездить по Москве, на этом удостоверении нужен штамп Московского ОРУДа. А для этого необходимо будет заново сдать экзамен по правилам уличного движения. Ясно?

— Ясно, товарищ начальник. Но ведь мне не к спеху. Может быть, пойду работать слесарем на автозавод. Коля обещал помочь устроиться.